Книга Рождество наступает все раньше - Валери Блок
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты видел этих женщин-комиков вчера вечером? Потрясно! – Пиппа тощая, грудастая, и ей двадцать один, – с чего бы Барри стал возражать против того, чтобы немного подождать обеда?
– Бабьи шутки, – заявил Барри с презрением, которое Джастин приняла как личную обиду.
– Мариан Козловски была – обхохочешься.
– Она такая у-у-родина! – с энтузиазмом сказал Барри.
– Какое это имеет значение? – выпалила Джастин, но он не обратил на это внимание. Он потягивал пиво, глядя на Пиппу.
– Если бы это был парень, ты бы сказал, что это смешно.
– Она страхолюдина. Она – ууф! – гавкнул он.
– Барри, у нас есть глаза, – сообщила Пиппа. – Это бессердечно.
Бессердечно! Почему Джастин об этом не подумала? Бессердечность – вот что лежало в основе всего того, о чем она размышляла, – чрезмерного самомнения, женоненавистничества и инфантильности. Но «бессердечно» было самым сердечным из перечисленных выше определений.
– Пора тебе прекращать, – сказала Джастин.
– Вы обе, – сказал он, громко рыгнув, – толпа лесбиянок. – И, важно надувшись, проследовал в другую комнату. Это уже презрение: он игнорирует ее, разговаривает, как дальнобойщик, пьет пиво из бутылки, использует свою повариху, чтобы заставить Джастин почувствовать себя старой.
Пиппа подмигнула ей. Это абсурд. Как и то, что она сидит с ними за одним столом. Джастин была бы вполне довольна, если бы они просто поели где-нибудь в ресторане. Хотя, конечно, тогда пришлось бы мириться с тем, как он ведет себя на людях.
– Он говорит все это, но я не думаю, что он всерьез, – объяснила Пиппа, вытягивая вверх свои тонкие белые руки. – Его невозможно принимать всерьез. Если бы я так и делала, мне пришлось бы все бросить.
– А почему не бросаешь?
– Мне нужны деньги. И я не верю, что он это серьезно.
Пока кофе тоненькой струйкой вытекал из кофеварки, Джастин отвела Барри в сторону.
– Нам нужно поговорить.
– Ладно, пошли, – и направился вглубь квартиры.
– Я не собираюсь обсуждать это в кровати, – тихо сказала она.
Он закрыл глаза и снова открыл.
– Ладно, она скоро закончит.
– Нет! У меня экологическая катастрофа…
– Хорошо, хорошо! – Барри вернулся на кухню. – Ты не поверишь, но Джастин хочет сама вымыть посуду.
– Я уже почти все. – Пиппа умывалась над раковиной.
– Давай. – Он вытолкнул Пиппу из кухни. Пиппа бодро взглянула на Джастин, закинула за спину свой убогий рюкзак и вылетела из квартиры с саркастическим:
– Пока!
Дверь захлопнулась. Повар – это было здорово, пока Барри был дик и одинок, но теперь этот вариант не приносил желанного удовольствия.
Их разделяло несколько метров комнаты и целая неделя молчания. Диван был удобный. Ей не хотелось ссориться.
– Погоди, – попросил он и пошел на кухню. Вернулся он с двумя чашками кофе. – Выкладывай.
Приятно, что он принес ей кофе, и что он знал, какой кофе она любит, и что он любит точно такой же. Было полдесятого. Ей не хотелось возвращаться на работу.
– Мне тебя не хватало.
Он крякнул. Джастин прижалась к нему и обняла за талию. Он застонал от боли.
– Осторожно, – Барри задрал рубашку. Там был лилово-желтый синяк размером со спичечный коробок. – Смотри, что ты наделала.
– Прости, – улыбнулась она, поцеловала синяк и положила голову на грудь Барри. Ей было уютно. Она забыла, почему так злилась в тот вечер. Она забыла, почему злилась полчаса назад. Он гладил ее колено, постепенно продвигаясь выше. Он что, собирается попытаться снять с нее одежду? Идиот.
– Есть вещи, которые нам надо обсудить, – строго произнесла она, высвобождаясь и садясь прямо. – Давай посмотрим.
– У тебя есть список? – Барри оторопел. – Дай взглянуть. – Он выхватил бумагу у нее из рук – Ты его напечатала?! – Он стоял на коленях рядом с ней и все равно был выше. Неужели опять все перерастет в ссору?
– Погоди, – уточнил он, – ты сама его напечатала или попросила Боба?
– Сама! Что ты выдумал. А теперь дай я скажу. – Барри послушно уселся на диван. – Ты подчас очень смешно шутишь, но временами переходишь границы хорошего вкуса.
– Мне нечего сказать в свою защиту, ваша честь. Я всего лишь жалкий шут и пытаюсь доставить удовольствие двору…
– Прекрати эту дурь. В кино мне хотелось тебя пристрелить.
Он кивнул, будто школьник, которому читают унылую нотацию. Где ее чувство юмора?
– И что ты от меня ожидаешь?
– Что ты будешь нормально вести себя на людях, – сказала она и добавила: – И держать свои женоненавистнические ремарки при себе, когда ты со мной.
– Женоненавистнические! Да я боготворю долбаную землю, по которой ты, сука, ходишь!
– Послушай, что ты только что сказал.
– Что? – воскликнул он, протягивая руки. Потом выхватил у нее список и поднял повыше, когда Джастин попыталась забрать его обратно, и начал читать:
– Два: телефонные звонки. – Он посмотрел на нее. – Мне нельзя тебе звонить?
– Можно, но ты должен понимать, что на работе мое время мне не принадлежит. Ты не можешь заставить меня почувствовать себя виноватой.
– Нет, но я могу попробовать.
– Прекрати пробовать.
– Иди на хер, – буркнул Барри; лицо у него было толстое и обрюзгшее.
– Выражения. – Ей вдруг захотелось взять в руки свое вязание.
– Три, – прочитал он. – Частота. – Он посмотрел на нее, как будто слово было иностранное.
– Мне надо идти, – сказала она и подтянула колготки.
– Частота, – повторил он, хватая ее за руку и приложив большой палец, будто считая пульс.
– Ой! Что ты делаешь? Прекрати! Это насилие! – Он сильнее нажал пальцем. – Я здесь не для того, чтобы тебя обслуживать.
Барри отпустил ее.
– То есть речь идет именно об этом? Джастин нашла под столом свои туфли.
– Это когда я не хочу, а ты ведешь себя так, будто я нарушаю свои обязательства.
– Понятно. Четыре. Официанты. Сейчас она скажет ему раз и навсегда.
– Ты хочешь, чтобы в каждом ресторане официант после твоего ухода говорил: «В жизни не встречал такого прикольного парня». Почему нельзя просто поесть? Почему тебе надо, чтобы все говорили: «Ух ты, ну и парень!»?
Он взял газету и сел в дальнее кресло. Посмотрел на нее без выражения. Она разошлась не на шутку, но сейчас был не самый удачный момент говорить о Пиппе.
– Ладно, я думаю, ты можешь идти. – Он притворился, что читает.