Книга Эрдейский поход - Руслан Мельников

– А полонянина взять? – нахмурился Всеволод.

– Не вышло, – невозмутимо ответил шекелис. – Пока не вышло.

Ну конечно... «не вышло».

Всеволод досадливо сплюнул:

– Что тут делали эти трое?

– Судя по всему – хайдукский дозор. Большая удача, что мы настигли их прежде, чем они успели предупредить своих. Теперь можно ударить внезапно.

– Куда, Золтан? Куда ударить? Ты знаешь, где искать разбойников? Полонян нужно было брать!

– Тут и без полонян все ясно, – возразил шекелис. – Дозорные скакали туда...

Золтан указывал на изогнутый хребет, чем-то напоминавший рыцарское седло с двумя высокими луками-скалами. Туда же смотрел не отрываясь Рамук. Смотрел и щерился.

– Там сейчас хайдуки, русич. Слишком далеко от Брец-перевала им отходить не с руки. Передохнут немного и снова – на приступ. Это если мы медлить будем.

Всеволод пригляделся. Над хребтом... да, похоже, над скалистой седловиной в синеву безоблачного неба поднимались дымки. Золтан прав: разбойничий лагерь – где-то там! Лиходеи не таились. Ничуть. Лиходеи не ждали лиха на свою голову. По ночам они, возможно, и трясутся от страха, но днем уже привыкли чувствовать себя полновластными хозяевами этих мест. Хайдуки доверились дозорным, высланным под Брец-перевал, и спокойно жгут костры.

Всеволод оглянулся на убитых разбойников. Затем...

– Предлагаешь лезть в гору, Золтан? – он смерил взглядом крутые склоны.

– Любую гору можно обойти, – ответил шекелис. – Я знаю здесь путь и для конного, и для пешего.

– А вдруг – опять засада?

– Это не ущелье. Там негде устроить ловушку. Если ты опасаешься, русич, я и мои воины пойдем первыми. Если ты вовсе не желаешь биться, мы нападем сами. Пусть нас мало, но волк в отаре овец способен на многое.

– Перестань, Золтан – скривился Всеволод. – Ты – не волк, разбойник – не баран. Я видел – хайдуки умеют драться, когда сильно прижмет. Еще я видел разгромленный ими обоз.

– И что?

– Эту гору мы обойдем вместе.

Глава 33

К хребту подъехали верхами. После – спешились. Лошадей – чтоб не выдали прежде времени ржанием и стуком копыт – оставили с небольшой охраной по эту сторону горы. Пса оставили тоже. От греха подальше: хайдукские кони могли встревожиться, почуяв собаку, и насторожить своим поведением разбойников. Хватит, выполнил уже Рамук свою задачу – привел к врагу. Пса оставили на попечение Раду, которого Рамук слушался так же, как и самого Золтана. Когда уходили, собака тихонько поскуливала вслед. Юный музыкант, охочий до славы, тоже смотрел с тоской и завистью.

Золтан вел отряд неприметной козьей тропой. Шли молча, разбившись на группы по десять-двадцать человек. Растянувшись рваной цепочкой, прячась за скальными выступами и нагромождениями камней. Старались не потревожить ненадежные осыпи, не звякнуть железом. Впереди и по флангам снова пустили дозорных. Полдюжины самых зорких и обученных к скрытому передвижению воинов то перебегали, пригнувшись, то переползали от камня к камню, и сами, застыв, будто каменья, поглядывали по сторонам. Все предосторожности, однако, оказались излишними. За хребет вступили незамеченными. И сами не заметили по пути ничего подозрительного. Зато, едва обойдя гору, наткнулись на разбойничий стан. Сразу.

Вот он!

Безжалостные разбойники Эрдея расположились на отдых в заросшей редколесьем котловине, где сейчас царила блаженная тишина и покой. Это был не лагерь даже. Сонное царство – вот что это было.

Понуро стояли стреноженные кони. Лишь некоторые, опустив голову, вяло жевали траву.

Еще дымились костры. На земле виднелись обглоданные кости и куски обугленного мяса – видимо, добыча из разгромленного беженского обоза.

Люди же лежали вповалку. Кто – на конской попоне, кто – на срубленных ветках, а кто – и на голом камне, завернувшись в овчину или шерстяной плащ. Люди валялись, разморенные сытным обедом и ласковым солнцем. Люди спали. Добрая сотня отъявленных злодеев. Быть может, сотня с небольшим. Спали все, понадеявшись на дозоры.

Так крепко спят днем лишь те, у кого нет возможности выспаться ночью. А этой ночью угорским разбойникам явно было не до сна. И этой, и предыдущей и еще много ночей подряд черные хайдуки не смыкали глаз. Ужас, быстро расползающийся по трансильванским землям, не давал.

Разбойники, видимо, отсыпались перед новым штурмом перевала. И перед очередной бессонной ночью.

К лесу воины Всеволода и Золтана подобрались беспрепятственно. Окружили. Немногочисленных сторожей – поставленных больше для порядка, тоже – дремлющих и не ждущих беды, сняли без труда. И глотки им резали без сожаления.

Тревоги не было.

В лагерь вошли с четырех сторон. Вошли, так никого и не разбудив. Даже измученные хайдукские кони смотрели на чужаков уставшими отрешенными глазами. Было еще несколько мгновений напряженной тишины, когда шекелисы и русичи стояли над спящими с занесенным оружием. Враг, не желавший пробуждаться даже перед смертью, вызывал недоумение. И – сомнение. Для воина, привыкшего убивать и умирать в бою, есть все-таки в этом что-то неправильное и постыдное – нападать на спящего...

Всеволод держал в руках два обнаженных клинка. Остриями вниз. И смотрел в грязные осунувшиеся лица. Видел открытые рты, темные круги под опущенными веками, болезненные гримасы. Слышал всхрапывание, тяжелое дыхание и негромкие натужные стоны. Многие душегубы вздрагивали во сне. Черным хайдукам снились кошмары. Дневные кошмары о еженощных бодрствованиях. Да, наверное, страха этот разбойный люд натерпелся немало. И теперь бежал от него.

Прорываясь через Брец-перевал.

Ища забвения в жестоких убийствах.

Кто-то все же проснулся. Вскрикнул, пробуждая остальных.

И началось. Началась. Р-р-резня. Всеволод ударил вместе со всеми. И одной рукой ударил. И второй. Брызнула первая кровь. Захрипела первая жертва.

В лицо воеводы русской сторожи вперились, вцепились глаза – широко-широко распахнутые, выпученные, вылезшие из орбит. Кривился, пуская струйку крови с уголков губ, оскаленный рот. И... И вдруг – нет оскала. Нет боли и ужаса в стекленеющих зрачках.

Есть понимание. И улыбка. Блаженная улыбка величайшего облегчения. Умиротворения. Мягкого обволакивающего упокоения. Умирающий будто безмолвно благодарил убивающего за то, что все наконец закончилось. И грязная жизнь, и паническое бегство, и неумолимый, неотвратимый страх, который всюду следует по пятам. Каждую ночь. За свою смерть его благодарил умирающий. Лежащих и вскакивающих, спящих и проснувшихся, орущих, плохо соображающих и мало что понимающих спросонья хайдуков рубили и резали словно скот. Смерть – для кого желанная избавительница, а для кого нежданная гостья – была всюду. По всему лагерю в отблесках стали и в брызгах кровавых фонтанов смерть плясала свою дьявольскую пляску. Кто-то судорожно хватался за оружие. Кто-то пытался бежать. Кто-то покорно подставлял голову под меч. А для кого-то кошмарный сон просто обрел на миг реальное воплощение. И – тут же оборвался. Вместе с жизнью. Бойня продолжалась.