Книга День 21 - Кэсс Морган

Но глядя на мать, Гласс понимала, что выбора у нее нет. Она не должна думать о том, что произошло между ней и Люком, только не сейчас. Ведь сердце Сони тоже давным-давно разбито, только вот она не позаботилась подобрать осколки. За нее это сделала Гласс. Сама Соня отказалась бы от борьбы за место в челноке, но Гласс не позволит, чтобы это произошло.

Она покрепче ухватила мать за талию:

– Идем. Надо пробираться вперед. Потихоньку, шаг за шагом.

Пробираться было некуда, но Гласс и Соне каким-то образом удавалось вклиниваться между чужими лопатками и локтями. Внезапно почувствовав под ногами что-то живое и мягкое, Гласс ахнула, но не посмотрела вниз. Ее взгляд был прикован к передней части взлетной палубы, а рука цепко держала мать, пока они прокладывали путь среди тел. Вот они миновали женщину в окровавленном платье. По тому, как та прижимала к себе руку, Гласс догадалась, что ее задело пулей охранников. Лицо женщины побледнело, ее покачивало, она, может, даже упала бы, но падать было некуда.

Иди вперед.

Протискиваясь мимо нее, Гласс подавилась криком, когда окровавленный рукав коснулся голой руки.

Иди вперед.

Вот мужчина, одной рукой прижимавший к себе маленькую девочку и державший в другой тюк с одеждой. Конструкция получилась слишком громоздкая, из-за этого он совсем не мог лавировать с толпе. Гласс хотелось сказать ему «Брось сумку», но она промолчала. Ее единственная задача – доставить на челнок мать. Только об этом ей и следует заботиться.

Иди вперед.

Вот сидел на полу малыш едва ли старше двух-трех лет. От страха и потрясения он мог только негромко хныкать да размахивать в воздухе пухлыми ручонками. Выскользнул ли он каким-то образом из родительских объятий или те, запаниковав, просто его бросили?

Где-то глубоко в груди, там, где билось сердце, которому никогда не суждено исцелиться полностью, Гласс почувствовала сильный болезненный толчок. Покрепче обняв Соню, она потянулась к малышу свободной рукой. Но за миг до того, как кончики ее пальцев коснулись протянутой ручки ребенка, толпу снова качнуло, и Гласс отнесло в сторону. Вскрикнув, она дернулась, чтобы найти точку опоры, и обернулась туда, где остался ребенок, но его уже не было видно за людскими телами.

Иди вперед.

К тому времени, как они добрались до середины взлетной палубы, в ближайший челнок набилось куда больше народу, чем он мог вместить. Люди стояли вокруг посадочных мест, занимая каждый сантиметр пространства, плотно прижимаясь друг к другу. Гласс понимала, что до добра это не доведет, и непристегнутых пассажиров перегрузка при посадке просто размажет по стенам. Они погибнут и в конечном итоге станут причиной смерти многих из тех, кто занял сидячие места. Но никто не останавливал их и не пытался выгнать из челнока. Никто не руководил происходящим.

В хор стонов и воплей вплелся новый звук. Вначале Гласс подумала, что он ей только мерещится, но потом, обернувшись через плечо, снова увидела человека со скрипкой, стоящего в верхней части трапа. Сунув инструмент под подбородок, он водил смычком по струнам. От ближайшего челнока музыканта отделяло не меньше тысячи человек, и он, должно быть, осознавал, что не сможет туда попасть. Но вместо того, чтобы поддаться панике, он решил посвятить финал своей жизни тому, что любил больше всего на свете.

Глаза музыканта были закрыты, он совершенно не замечал ошеломленных взглядов и злых насмешек тех, кто его окружал. Но вот мелодия окрепла, воспарила, и лица людей смягчились. От щемяще-горьких и в то же время сладостных рулад из сердец уходила и разливалась в воздухе боль. Всесокрушающий страх становился общим бременем, и на миг показалось, что все вместе люди смогут его нести. Гласс повертела головой из стороны в сторону, отчаянно ища Люка: он же вырос на Уолдене и никогда не бывал на концерте в честь Дня Воспоминания, а ей так хотелось, чтобы любимый услышал эту музыку! Она надеялась, что, если ему и суждено умереть в эту ночь, его последние минуты будут отмечены не сердечной болью, а чем-то иным.

Разбивая чары скрипки, палубу внезапно огласил пронзительный гудок, и двери самого дальнего челнока стали закрываться. Те, кто в это время пытался взять его штурмом, лихорадочно полезли вперед, отчаянно надеясь успеть пробраться внутрь, прежде чем начнется запуск.

– Стойте! – закричала какая-то женщина, вырываясь из толпы и устремляясь к дверям. – Там мой сын!

– Остановите ее! – рявкнул другой голос. Несколько человек бросилось к ней, но было слишком поздно: женщина успела проскользнуть в двери шлюзовой камеры, но на челнок уже не попала. Осознав, что произошло, она повернулась и неистово застучала в герметичную прозрачную дверь шлюза. Раздался еще один гудок, на этот раз более длинный, и наступила тишина.

За ее спиной стартовал челнок, он оторвался от Колонии и начал свой путь к бледно-голубому земному шару. А потом толпа взорвалась воплями ужаса. Женщина плыла в пространстве за дверью шлюзовой камеры, и лицо ее исказилось от крика, который никто не слышал. Она дико лупила конечностями, словно пытаясь дотянуться до корабля, схватить его и каким-то образом проникнуть обратно. Через несколько мгновений ее конвульсии прекратились, а лицо стало густо-фиолетовым. Гласс отвернулась, но недостаточно быстро, и успела краем глаза увидеть омерзительно громадную, распухшую фиолетовую ногу, после чего тело женщины скрылось из поля зрения.

Снова прозвучал гудок, и начался запуск второго челнока. Теперь их осталось всего четыре. Безумие толпы достигло апогея, и взлетную палубу огласили крики горя и страха.

Стиснув зубы, Гласс волокла мать вперед, а людское море несло их все ближе к трапу. Тем временем отчалил третий челнок. Мимо прошмыгнул кто-то рыжеволосый: Гласс не сразу поняла, что это Камилла. Означало ли это, что Люк тоже где-то поблизости? Гласс собралась было позвать его по имени, но ее крик умер, не успев родиться.

– Гласс, – раздался сзади голос матери. Казалось, Гласс не слышала его целую вечность, – нам туда не попасть. Во всяком случае, вместе. Иди одна.

– Нет! – воскликнула Гласс и, увидев брешь в толпе, ринулась туда. В то же мгновение она увидела, как Камилла, выпихнув из челнока какого-то тощего мальчишку, заняла его место. Над стартовой палубой разнесся полный муки вопль его потрясенной матери, и дверь челнока с легким щелчком закрылась.

– Дорогу! – хрипло прозвучало над толпой.

Гласс обернулась и увидела, что по трапу бегом движется колонна охранников, сопровождая нескольких гражданских, среди которых был Вице-канцлер Родес.

Приказа никто не послушался. Людские тела по-прежнему напирали на оставшиеся челноки. Однако охранники продолжали движение вперед, прокладывая себе путь рукоятками пистолетов.

– Расступись!

Они протискивались как раз возле Гласс и Сони, расчищая дорогу для высокопоставленных шишек. Поравнявшись с Соней, Вице-канцлер встретился с ней взглядом, и на лице его появилось выражение, которое Гласс не смогла толком понять. Он остановился, шепнул что-то охранникам и кивнул на них с мамой. Толпа расступилась, когда к ним устремились трое парней в форме. Прежде чем Гласс успела хоть как-то среагировать, охранники подхватили их с Соней под руки и повлекли к последнему челноку.