Книга Что скрывал покойник - Луиз Пенни

— Это правда. Его мамаша — еще та штучка, но он, во всяком случае, был лучше подготовлен. Тем не менее, это был просто кошмар. А к тому же еще и змеи. Как-то на каникулах Бен и Питер, играя в ковбоев и индейцев в подвале, наткнулись на змеиное гнездо. Бен говорил, что их в подвале полным-полно. И мышей тоже. Но здесь у всех в подвалах живут мыши. А вот змеи попадаются редко.

— И они все еще живут там?

— Не знаю.

Каждый раз, когда Клара оказывалась в доме Тиммер, ей мерещились змеи, свернувшиеся клубочком по углам, заползающие под стулья, свисающие с потолочных балок. Может быть, во всем было виновато ее воображение. А может быть, и нет. В конце концов Клара наотрез отказалась бывать у Тиммер, вплоть до самых последних недель, когда понадобились добровольцы, чтобы ухаживать за ней. Но даже тогда она всегда приходила в сопровождении Питера и никогда не заходила в ванную комнату. Она знала, что змеи прятались за покрытым капельками влаги водяным баком. А в подвал она не спускалась вообще никогда. Никогда не приближалась к двери рядом с кухней, которая вела вниз и из-за которой до нее доносились шорохи и запахи болота.

Клара перешла на скотч, и они с инспектором уставились в окно на башенки в викторианском стиле, едва видневшиеся из-за деревьев на крыше дома на холме.

— Тем не менее Тиммер и Джейн были лучшими подругами, — обронил Гамаш.

— Верно. Но Джейн вообще умудрялась находить общий язык с кем угодно.

— Если не считать племянницы Иоланды.

— Исключение лишь подтверждает правило. Иоланда не в состоянии найти общий язык с самой собой.

— Вы случайно не знаете, почему Джейн никогда и никого не пускала в своем доме дальше кухни?

— Не имею ни малейшего понятия, — отозвалась Клара. — Но она пригласила нас на коктейль к себе в гостиную в тот вечер, когда в галерее «Артс Уильямсбург» должен был открыться vernissage, чтобы отпраздновать экспозицию своей картины «Ярмарка».

— Когда она объявила об этом? — спросил Гамаш, наклоняясь к собеседнице.

— В пятницу за ужином, когда узнала, что ее картина принята для показа на выставке.

— Минуточку, — взмолился Гамаш и оперся локтями о стол, словно собираясь проползти по нему и забраться к Кларе в голову. — Вы хотите сказать, что в пятницу, за день до гибели, она пригласила всех на вечеринку к себе домой? Впервые в жизни?

— Да. Мы сто раз бывали у нее дома на ужинах и вечеринках, но она всегда устраивала их исключительно на кухне. На этот раз она объявила, что приглашает всех в гостиную. Это имеет значение?

— Пока не знаю. Когда открывается выставка?

— Через две недели. — Они погрузились в молчание, думая о выставке. Потом Клара взглянула на часы. — Я должна идти. У нас будут гости к ужину. — Он поднялся вместе с ней, и она улыбнулась. — Благодарю вас за то, что нашли засидку.

Он отвесил ей легкий поклон и смотрел, как она пробирается к выходу между столиками, кивая и приветственно помахивая рукой знакомым, пока не добралась до Питера и Бена. Она поцеловала мужа в макушку. Мужчины одновременно поднялись из-за стола, и они втроем, как одна семья, вышли из бистро.

Гамаш снова взял в руки «Большую охотничью книгу для мальчиков» и перевернул первую страницу обложки. На обороте крупным, округлым детским почерком было написано: «Б. Маленфан».

Когда Гамаш прибыл в гостиницу при бистро, то обнаружил, что Оливье и Габри отправляются на совместный ужин к чете Морроу, не забыв прихватить с собой угощение.

— В духовке картофельная запеканка с мясом, если хотите, — уже от дверей окликнул его Габри.

Поднявшись наверх, Гамаш постучал в дверь к агенту Николь и предложил ей спуститься вниз через двадцать минут, чтобы продолжить разговор, который они начали утром. Николь согласилась. Он также сообщил ей, чтолегодня вечером они будут ужинать в гостинице, так что она может одеться неформально, без особых изысков. Она кивнула, поблагодарила его и захлопнула дверь, вернувшись к тому, чем занималась последние полчаса, отчаянно пытаясь решить, что же надеть. Какой из нарядов, позаимствованных у Анжелины, подойдет лучше всего? Чтобы любой понял, что перед ним умная, сильная, могущественная женщина, с которой не стоит шутить, будущий старший инспектор? Который бы говорил: «Полюби меня»? Какой же подойдет?

Гамаш поднялся еще на один этаж, дошел до своей комнаты, открыл дверь и почувствовал, что его неумолимо тянет к высокой латунной кровати, на которой лежало снежно-белое пуховое одеяло и белые мягкие подушки. Ему хотелось только одного: провалиться в ее манящую глубину, закрыть глаза и заснуть, быстро и глубоко. Комната была обставлена очень просто, с белыми стенами успокаивающего оттенка и комодом вишневого дерева. Внимание привлекал старый портрет на стене, написанный маслом. На деревянном полу лежал выцветший, заботливо вычищенный восточный ковер. В комнате царила атмосфера спокойствия и умиротворения, сопротивляться которой у Гамаша уже не осталось сил. Поэтому он побродил по комнате и решительным шагом направился в ванную. Прохладный душ взбодрил его. Переодевшись, он позвонил Рене-Мари, собрал свои записи и через двадцать минут спустился в гостиную. Иветта Николь появилась только через полчаса. Она решила надеть костюм, свидетельствовавший о ее силе и энергичности. Когда она вошла, Гамаш даже не поднял голову от стола, продолжая читать.

— У нас появилась проблема. — Гамаш положил свой блокнот и взглянул на девушку. Она сидела напротив, закинув ногу на ногу и скрестив руки на груди. — Собственно, это у вас возникла проблема. Но она становится и моей, если начинает мешать расследованию.

— В самом деле, сэр? И что же это за проблема?

— У вас хорошие мозги, агент.

— И это кажется вам проблемой?

— Нет. Проблема заключается в том, что вы — самодовольная, ограниченная и заносчивая особа. И вам это нравится.

Эти слова, произнесенные мягким и негромким голосом, прозвучали как пощечина. Еще никто не осмеливался так разговаривать с ней.

— Я начал с того, что сказал, что у вас хорошие мозги. Вы продемонстрировали способность к логическому мышлению на сегодняшнем совещании после обеда.

Николь выпрямилась на стуле, умиротворенная и несколько смягчившаяся, но по-прежнему настороженная.

— Но одних только хороших мозгов недостаточно, — продолжал Гамаш. — Вы должны уметь ими пользоваться. А вы не умеете. Вы смотрите, но не видите. Вы слышите, но не слушаете.

Николь была твердо уверена, что видела эти сентенции на кофейной кружке в отделе дорожного движения. Бедный Гамаш, он руководствовался философическими принципами, которые были настолько мелкими и маленькими, что умещались на одной кружке.

— Я смотрю и слушаю достаточно хорошо, чтобы раскрыть это дело.

— Может быть. Посмотрим. Как я уже говорил, это была хорошая работа, и у вас хорошие мозги. Но все равно кое-чего не хватает. И вы наверняка чувствуете, чего именно. У вас никогда не возникало ощущения оторванности от мира, нереальности происходящего, словно люди разговаривают на иностранном языке, как будто происходит нечто такое, что понятно всем, кроме вас?