Книга Улица Окопная - Кари Хотакайнен

Случай номер один: Рехунен.

Если у представителя среднего класса поехала крыша, то – мама не горюй! С рецидивистами всегда проще, они в основном подлецы, такая у них профессия. А дилетанты ну очень трудны. Мужик использовал весь свой словарный запас, доказывая, что он ничего плохого в жизни не совершал, будто нам это интересно.

К тому же это неправда, кто бы это ни заявлял. Пока Кохонен занимался дамой и поплывшим на жаре мясом, мне удалось втолковать, что нас интересует не его порядочность, а только то, отправлял он электронную почту в агентство или нет. Никогда, ни за что, ни в коем случае. За всем этим якобы стоит нижний сосед-курильщик, который, если верить Рехунену, новый Чикатило.

Нам пришлось выслушать довольно длинную тираду о вреде табакокурения, пока Кохонен не оборвал лекцию, заорав, что если тот не заткнется, мы задымим всю квартиру.

Мужик пустился в объяснения, женщина заплакала.

Мне не хотелось, чтобы все началось сначала, поэтому пришлось пообещать, что мы побеседуем с жильцом из нижней квартиры. Хозяин собрался с нами. Кохонен поднял руку, от этого жеста хозяин осел на стул. Мы записали все данные и разъяснили, как и что сделаем. Хозяин непрерывно выдавал нам все новые детали о нижнем соседе. Велели ему замолчать, но оставаться в поле нашего зрения для дальнейших действий.

Чудак с нижнего этажа открыл дверь слишком быстро, словно ждал нашего прихода.

Зрелище жуткое. Мебели нет, что-то типа массажного стола посреди гостиной, стены залеплены фотографиями домов, женщины с ребенком, телефонными номерами, на полу валяются библиотечные книги, кроссовки и грязные футболки, исписанные листы, всякий хлам.

На двери спальни висит коллаж, весьма похожий на тот, что стал причиной выезда в многоэтажку. Но я себя ничем не выдаю. Мы только излагаем факты. Он выражает сожаление, такие хорошие люди и попали такой переплет. Я не верю ни одному слову. На вопрос, где он был предыдущие три часа, мужчина предъявил чек тренажерного зала, опять очень быстро. Покажите руки! – чистые, недавно мытые. Мы попросили разрешения осмотреть балкон.

Осмотр водосточной трубы ничего не дал.

Услышав мой вопрос о том, как ему удалось отмыть и руки и водосточную трубу, он рассмеялся и сказал, что понимает Рехунена. Тяжелая работа инспектора по качеству требует много сил, особенно сейчас, когда директивы ЕС обязывают следить за поверхностью «Эдама» пристальнее, чем за гладью озера во время августовской рыбалки.

На вопрос, что означает текст желтого листочка на его двери «Сделаю массаж Леене, когда будет свободное время», он сказал, что по совместительству работает массажистом и обещал по-соседски помочь, посмотреть разболевшиеся мышцы шеи и плеч.

Ругнувшись, Кохонен вышел на кухню, мне же было интересно познакомиться с мужчиной, известным по рекомендациям его жены.

– Скажу прямо, я подозреваю, что вы являетесь настоящим автором электронного письма, и при необходимости смогу это доказать.

Он сохранял выбранную линию поведения, достал из пачки сигарету.

– Можно мне одну?

– Пожалуйста.

– Точно такую же марку мы нашли в квартире Рехунена.

Рассмеявшись, он сказал, что всегда подозревал Рехунена в тайном курении. Мне пришлось прервать его: это ничуть не смешно.

И тут он принялся вещать на своем поэтическом языке. У меня остались детские воспоминания об артистах-декламаторах, но это было нечто совсем иное: те всегда придерживались темы, этот сосредоточился на вариациях. Смесь грубой лжи, обобщений и предположений хлынула сплошным потоком, словно у него неделями не было возможности поговорить с кем-нибудь. Наверняка среди этого прозвучало и признание, но ухватиться не удалось, потому что его манера рассуждать увлекала за собой совсем в иные измерения.

Казалось, что вокруг плавает гашишная пыль. Последний раз мой опыт курения травы случился в Роскилде[17]за пару лет до учебы в школе полиции, но в памяти навсегда осталось ощущение плавного полета где-то там.

Он говорил примерно минут семь без остановки, но казалось, что час. До прихода Кохонена он успел рассказать о жене, ребенке, домах и бездомности, о продаже недвижимости, солнце, небе, тоске, злобе и технике наблюдения за птицами в бинокль.

Кохонен вернулся из кухни, с полминуты послушал и предложил поехать в кутузку.

Словно наткнувшись на стену, он замолчал и посмотрел на Кохонена так, как смотрят в театре на человека, у которого зазвонил мобильник. Видимо, и мой взгляд выражал что-то аналогичное, потому что Кохонен, смутившись, вышел из квартиры и отправился к машине.

На глаза мне попался лежащий на полу, напоминающий дневник блокнот. На нем было написано «Заметки бойца домашнего фронта, дома и люди». На мою просьбу принести стакан воды хозяин отлучился на кухню. За это время блокнот исчез в моем кармане.

Пусть теперь высказывается до конца.

Закончив выступление, он спросил, не хочу ли я выпить кофе, можно и коллегу со двора пригласить на чашечку.

– Спасибо, нет. Кстати, вы в последнее время звонили по мобильному телефону?

Он отрицательно покачал головой, сославшись на то, что у него вообще нет трубки, при этом добавил, что Рехунен – очень увлеченный сторонник новых технологий.

Пришлось сдаться.

У меня стопроцентная уверенность, что любитель поэтического слога виновен, но для меня только бьющаяся на дне лодки щука – верное доказательство. Пока этого не будет, все остальное – только спекуляция и поигрывание блеснами.

– Ну, что ж. Спасибо. До свидания. И успехов вам в охоте за пропавшей семьей. Когда такое вырвется из рук, нащупать ее, все равно, что попытаться ухватить скользкого червя.

Ему явно не понравилось мое сравнение.

Кохонен молча ожидал меня в «Мондео». Для него успешен выезд, когда можно сидеть на заднем сиденье рядом с засранцем и рассказывать ему об особенностях камеры предварительного заключения в отделении Малми.

Пришлось успокоить Кохонена, пообещав, что рано или поздно мы возьмем или инспектора по качеству, или бегуна.

Переезд

06.49

Раннее утро, а солнце жарит вовсю. Как же днем-то будет палить, если сейчас спасу нет? Прольется ли когда-нибудь дождь, напоит ли влагой растения и нас, тараканов на выжженной земле?

Раздвигаю шторы, пытаюсь взглянуть на солнце в упор – нет, невозможно. Оно кинжалом пронзает меня, как будто солнце – враг, долгую зиму поджидавший в темноте, чтобы отомстить.

Сознательно не торопясь следую на кухню. Последние месяцы и недели были исполнены спешки, остаток пути хочу завершить спокойно.