Книга Дочь Белого Волка - Андрей Белянин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вы сказали «зря».
— Ничего подобного.
— Нет, сказали, у меня профессиональный слух на разговорчики за партами.
— Я начал говорить, а вы меня перебили на середине фразы. Имелось в виду: «Зря я сюда пришёл один. Надо было взять дочь и всё разрешить на месте». Вот.
— И всё? — недоверчиво сощурилась она.
— Всё.
— Ну… э-э-э… извините. Однако я всё равно хотела поговорить с вами один на один, без присутствия ребёнка. Вы в курсе, что её подруга… — завуч нашла на столе нужный лист с записями. — Лера Кутлаенко утверждает, что буквально позавчера они травили дихлофосом волков?
— Это жёстко, — вынужденно согласился я.
— Причём в вашем присутствии и при вашем попустительстве. Может, вы им этот дихлофос и дали?
— Дал.
— То есть вы?
— Да. А что?
— Как… как что?! — окончательно отчаялась объяснить очевидное бедная Ирина Анатольевна. — Нельзя травить дихлофосом волков!
— Почему?
— Потому что это… Да откуда вообще у нас в центре города волки?! Что за бред вы тут несёте?!! Как можно верить всякой ерунде, которую навыдумывают себе глупые девчонки, пересмотревшие «Сумерек»?!
Я молча, но шумно поаплодировал, благодаря её за правильно сделанные выводы.
Долгую минуту заслуженный педагог смотрела на меня выпученными глазами крупного дальневосточного краба. Потом сняла очки и начала нервно грызть дужку. Я её понимаю: тяжело ощущать себя непроходимой дурой. Но, увы, дальше печального взгляда моё сочувствие не распространяется.
— Давно не были в отпуске?
— Да, — тупо кивнула она.
— Ох уж эти детки…
— Верно.
— Никаких сил на них не хватает.
— И не говорите.
— Наверное, мне пора. — Я встал, намереваясь откланяться.
— Ставр Годинович, вы не…
— Я с ней поговорю. Ремня не обещаю, себе дороже, но внушение сделаю.
Ирина Анатольевна проводила меня благодарным взглядом. В котором, впрочем, читалась умоляющая просьба больше не приходить и её не доставать. Что ж, можно подумать, кто-то против? Я только за!
Хельга терпеливо ждала меня в школьном коридоре. Выражение лица — полное раскаяния и хитрое, как у белки Рататоск, запустившей лапку в карман отца всех богов. Я присел на скамью рядом, с наслаждением вытянув ноги. Хельга положила голову мне на плечо…
— Завучиха сильно зверствовала?
— Не сказал бы… По-своему она даже за тебя переживает.
— А чё тогда тебя вызывали?
— А это потому что кто-то слишком много болтает. О своей маме, о волках, о дихлофосе…
Хельга протестующе пискнула, но особо возмущаться не рискнула, поскольку точно знала, у кого из нас двоих рыльце в пушку. Мы молча посидели ещё пару минут, к нам вышла Ирина Анатольевна, мы ей улыбнулись, но она тут же повернула обратно.
— Сыта твоим обществом, — веско констатировала Хельга, и мы пошли домой.
По дороге болтали ни о чём, о всяких бытовых пустяках. Я пару раз попробовал неожиданно оглянуться, ища взглядом тех, кто должен был незаметно охранять мою дочь. Увы, не заметил ничего подозрительного. Ну кроме как две иномарки «поцеловались» на перекрёстке у пешеходного перехода и стройная блондинка на высоченных каблуках пыталась помочь встать своему явно нетрезвому парню. Зато когда мы подошли к подъезду, нас встретили двое мужчин в чёрном, армейской выправки.
— Капитан приказал обеспечить охрану.
— Спасибо, — пожал плечами я.
— Мы должны находиться у вас в доме.
— Нет, — переглянувшись с Хельгой, решили мы. — Извините, парни, но посторонних мы в квартиру не пускаем, ночуйте в гостинице.
— Это приказ, — набычились оба. — Приказы не обсуждаются, а выполняются.
— Я сказал нет. Можете продолжать обмениваться банальностями прямо тут или строить крутых друг перед другом. Мы не против.
— И чё ты нам сделаешь? — сглупил один, поводя плечами так, чтобы была видна выпирающая рукоять пистолета в подмышечной кобуре.
— Попрошу свою дочь отправить вас в мусорный ящик. Отсюда по прямой метров семьдесят — восемьдесят. Докинешь, лапка?
Второй агент оказался умнее напарника и, видимо, знал, к кому их отправили. Поэтому, пока он оттаскивал пылающего от ярости товарища, мы спокойно вошли в подъезд.
— Па, а с чего это нам выдают охрану? Мы провинились или нас так защищают?
— И то и другое, — решил я. — Но волноваться не из-за чего, силовые структуры часто перестраховываются.
— И теперь мы должны сидеть дома?
— А ты куда-то собиралась?
— Па, ты говоришь, как Седрик!
Лифт доставил нас на восьмой этаж, и я протянул Хельге свои ключи. Дома было тихо, дядя Эдик спал, телевизор был выключен, мы тихо прошли на кухню. Моя дочь поставила чайник и присела рядом за стол.
— Я скучаю по Десику… Этот дурацкий капитан Хрюк ничего ему не сделает?
Вообще-то я очень и очень надеялся, что белого цверга уже продали в рабство какому-нибудь купцу или барону и больше мы не увидим наглую физиономию ушастого мерзавца. Но моей умничке он нравился, а значит, придётся его спасать…
— Уверен, что следующим визитом пираты вернут тебе твою обезьянку с бантиком на шее. Милая, это же цверг. Избавиться от него так же непросто, как от перхоти. В крайнем случае сходим за Грани и поймаем тебе другую домашнюю зверушку.
Хельга благодарно чмокнула меня в щёку и ушла к себе.
Убедившись, что Хельга занята у себя, дядя Эдик по-прежнему мирно дрыхнет, я достал пару книг по скандинавской мифологии, освежить память. Мне было важно всё, что касается рагнарёка, последней битвы, сумерек богов, сотрясения мира. Возможно, это было самое эпохальное сражение Света и Тьмы во всех религиях. Мелкие стычки древних индуистских божков и близко не стояли рядом с трагедиями судеб ванов и асов.
Здесь не было битвы в общепринятом понимании этого слова. Всё было предрешено. Никто не надеялся на победу. Они просто пришли в указанный день по сигналу боевой трубы, зная, что их всех убьют. И хороших и плохих, и богов и нечисть. В живых не должен остаться никто, новому миру они уже не нужны, грядёт другая эпоха, иная вера и иное переосмысление бытия. Но те, кто вышел в ту ночь на земли Асгарда, не имели ни малейшего желания уходить в небытие. Они шли не за этим…
Что такое смерть для бога? Забвение. Десяток колеблющихся адептов не решают дела, а учёные мужи (ещё хуже жёны), копающиеся в биографиях бессмертных, вообще могут довести бывших небожителей до полного заключения в тьму просвещения.