Книга Женщина и мужчины - Мануэла Гретковска

– Доктор Лин сказал бы, что, согласно даосизму, излишек порождает недостаток.

– И был бы прав. Меткое замечание. Немцы дали миру три бедствия: протестантизм, романтизм и фашизм. Не знаю, что из этого хуже. – Фрау Клинке закашлялась. – Мой прапрадед фон Айнзидель, который построил этот дом, был сумасшедшим. Он влюбился в замужнюю женщину, которая также принадлежала к известному веймарскому семейству. Она разыграла перед мужем собственную болезнь и смерть. Вместо нее похоронили куклу, а любовники удрали в Африку. Но наладить там дела у них не вышло, и они вернулись. По возвращении договорились с семьей «покойницы», и моя прапрабабка, Эмилия фон Вертерн-Байхлинген получила развод. Она вышла за Айнзиделя, и у них было много детей. Мне чуть ли не с самого рождения рассказывали эту историю. Скажите, можно ли быть нормальным в такой семье? – Она улыбнулась и лениво, словно в замедленной съемке, повернулась к Кларе. – Женщины с чувством чести действительно умирали в подобной ситуации. Гете описал моих предков в одном из писем… сейчас вспомню… – Она принялась что-то шептать по-немецки: – «Как же это пошло! Умереть, отправиться в Африку, дать начало самому странному… – нет, прошу прощения, – самому чудному приключению, чтобы в конце концов банальнейшим образом развестись и вступить в новый брак!»

Она цитировала машинально, видимо, далеко не первый раз. Гений записал их в посредственности, и его определение стало для них семейным девизом.

– Я вынимаю иглы, – поднялась Клара.

– Для каждого есть свой крючок, на котором он рано или поздно повиснет, не так ли, панна… пани?… – иронично произнесла фрау Клинке.

– Моя фамилия Вебер.

– Итак, пани Вебер, – она заметила обручальное кольцо. – Красивая старогерманская фамилия. Я предпочитаю знать, к кому я обращаюсь, я ведь не на собрании анонимов. А это, – она беззастенчиво открыла руки наркоманки, – я принимаю, когда хочу. Оно у меня под контролем. Доктор Лин говорил, что акупунктура излечивает зависимость. Быть может, но не у меня. Я слишком богата и слишком привыкла к себе. Я покупаю все, что мне хочется. Клинке уже не сможет отречься от Клинке. Да и не в этом дело. Мне уже не хочется… ну, вы понимаете.

Исхудавшая женщина жила в красивом старинном доме. В доме со шприцами. В ней не было безволия, обычно присущего наркоманам. У нее было врожденное чувство власти. Она сама управляла своим пороком, сама решала, когда ей умереть.

Клара выбросила использованные иглы и захлопнула сумку.

«Для нее лучше умереть, чем отказаться от наркотика, – размышляла она, уходя из дома Клинке. – Это все, на что ты способна, старушка? Это все, ради чего ты живешь на свете? Выходит, у тебя тоже два возлюбленных: один – Смерть, другой – Порок… Как ты с этим живешь?… Я ведь тоже ни на миг не забываю. Даже когда кричу от наслаждения в объятиях Юлека, не забываю, что я изменница, что это омерзительно…

Я не знаю, что такое любовь. Быть может, любовь рассчитана только на одного любимого? Быть может, ее нельзя делить между двумя? Юлек… сколько же дисков нужно прослушать с ним вместе, чтобы… С Яцеком мы многое пережили, а с ним? Я боюсь. Рядом с ним я старею от страха. А когда с Яцеком – я прячу любовника в себе.

Мы с Яцеком больше десяти лет притворялись взрослыми. Другие разводятся, преследуют друг друга – по глупости. А мы – нет, мы умнее, мы копим деньги, копим чувства… А с Юлеком?…

Фрау Клинке, ты счастлива, потому что знаешь, чего хочешь. Ты не хочешь себя. А я… кого я хочу? И зачем я ношу это обручальное кольцо? – Клара сорвала кольцо с пальца. – Чтобы дать понять Юлеку: все, как прежде, я замужняя женщина, я остаюсь собой?! Неужели для этого?

Покинутая женщина сродни брошенной на дороге собаке. Она связана детьми и готова, скуля, бежать за своим хозяином. А женщина, которая уходит сама? "Зачем она с ним была?", "сама виновата", "если он хороший, значит, с ней что – то не так… " Ты права, Клинке: мы с тобой похожи, мы висим на одном крючке. Я не знаю, какие у тебя видения, какие ощущения, если ты, конечно, прожив столько лет, еще способна ощущать что – то кроме голода… Я боюсь с утра смотреть в зеркало, и не потому, что не хотела бы видеть свое отражение, – как раз себе-то я всегда рада. Но другим, чтобы узнать себя в зеркале, достаточно утром просто умыться, а я – грязна. Я грязна генетически, я женщина, я гибрид своей матери с обезьяной, с богомолом… У меня есть чешуя, перья, часть клюва – все это вырастает ночью, в темноте. Мне приходится это ломать, выдирать с корнем, чтобы привести себя в порядок.

Твоя дважды умершая прапрабабка, Клинке, тащит тебя за собой, толкая к безумию. А моя мать – та, что подо мной, в могиле, – велит быть порядочной женщиной, ее умненькой Кларой. Мамочка, чтобы ты меня похвалила, Я буду такой хорошей, что съем свой тампон, и пусть из засохшей крови вырастет струп девственности. Тогда каждый преломит его и возьмет от меня столько, сколько захочет… Девственность… Когда-то это было так важно. Мы с Иоанной гадали, которая из нас станет первой… А теперь – теперь что важно? Который из них… А как же я?…»

Перепрыгивая через каменные ступени и запыхавшись, взволнованная Клара поднялась в номер. Юлек задернул на окнах бархатные шторы и смотрел телевизор, попивая пиво.

– Ну, хватит с меня, – упала она на кровать.

Комната, показавшаяся ей ночью уютной, днем напоминала тяжеловесные театральные декорации: обои с золотистыми узорами, гипсовые пилястры, бархатные кулисы…

– Что-то не получилось? – Юлек сел рядом.

Он был еще пропитан вчерашним днем с его сигаретным дымом и духотой в баре. Она же была из бодрого утра, словно вышла из прохладной воды бассейна, в котором преодолела две дистанции – от гостиницы до города и назад.

Она рассказала Юлеку про фрау Клинке.

– Выпей чего-нибудь, – притянул он Клару к себе.

Она сидела на краю высокой кровати и махала ногами.

– Ты всегда так делаешь, – заметил Юлек. – Маленькая девочка в раздумьях. Тебе никогда не хотелось кого-нибудь заколоть?

– О чем ты?!

– Например, эту наркоманку, по ее собственному желанию, «золотым уколом», – наблюдал он за ее реакцией. – Возможно, ее дом унаследовала бы ты – ведь у нее никого нет…

– Что за шутки?…

С утра она взяла с собой на конференцию Юлека. Кто – то из публики – некий охотник за сенсациями – задал вопрос о легендарном «золотом уколе».

– Юлек, давай займемся любовью, – тихо произнесла Клара.

– Странно, – с недоверием отозвался он.

– Что – странно?

– Ты никогда не говорила об этом. Мы просто занимались любовью, и все.

– Я что-то не так сказала?

– Не в том дело. Ты можешь не подсказывать мне, что нужно делать. Я тебя чувствую.

– И о чем я думаю – тоже знаешь? – закрыла она глаза.

Он прикоснулся губами к ее вспотевшему от бега лбу.