Книга Выданная замуж насильно - Лейла

- Я подпишу все что угодно! Вы понимаете? Я должна успеть, прежде чем он заберет его!

Спустя добрых полчаса он все же разрешил мне подписать отказ, и я как сумасшедшая выбежала наружу, в тапочках и пижаме, даже не дождавшись, когда принесут одежду. Я неслась вдоль дороги, тяжело дыша, ноги были словно ватные. Вдруг в двух шагах от меня притормозила машина, и кто-то крикнул:

- Лейла, погоди!

- Нет, нет! Мой сын, я должна вернуть сына!

Малика выезда из машины и догнала меня.

- Остановись же! Риад в моей машине. С нами твоя мать.

Дрожь не унималась. Я не слышала ничего:

- Малика, он хочет забрать сына!

Пока я скандалила в больнице, Малика забрала мать и Риада. Ей пришлось влепить мне пощечину, чтобы привести в чувство и заставить услышать: Риад был там , на руках у моей матери. Я обняла его так крепко, что едва не раздавила.

Мне нужно было возвращаться в больницу. Только теперь я поняла, насколько я ослабела. Страх - настоящая болезнь. Я была рождена, чтобы бояться всего: того, что я девушка, потери невинности, моего бунтарства, замужества, а теперь я дрожала и за своего сына. Другими словами, я боялась жить. Временами это так угнетало, что я пыталась умереть или звала на помощь. Муха хлопала крылышками, как могла.

Я отказалась покидать свой дом и перебираться к родителям. Ограниченная свобода, которую я отвоевала, была слишком мне дорога. С семьей я больше никогда ее не получу. Мне также не нужна никакая медицинская помощь или помощь психолога, я убеждена, что должна удержаться на собственных ногах. Но я слабая и отчаянно одинокая анорексичка в этом безумном существовании, застрявшая между страхом жить и страхом умереть.

И мы с сыном поехали домой. Я не могла налюбоваться на Риада, везде таскала его с собой: от спальни до кухни, и даже в туалет - не могла позволить себе снова выпустить его из виду. Сыну тогда исполнился год. Каждую минуту я прижимала его к груди. Чтобы забрать его, вам пришлось бы меня убить .

Отцу Риада удалось выписаться из больницы всего через двое суток. Он объяснил, что припадок был вызван исключительно проблемами с женой, требовавшей развода. Муса представил себя в самом выгодном свете. Почти год я протянула от больничного до больничного под присмотром мужчины, который стал жестоким от невозможности мной управлять.

Мы больше не разговаривали. Два чужих человека под одной крышей. Я продолжала играть роль домохозяйки, стирая ему одежду и готовя ужин, - чистый минимум. Даже по делам не ходили вместе. Я никогда не оставляла его с Риадом, боялась, что он увезет сына от матери. Он зарабатывал, но почти все средства переправлял ей. Осенью Муса вернулся в Марокко, хотя прекрасно знал о своем обязательстве предстать перед судьей и выяснить размер суммы, которую он должен мне выплачивать. Он думал, что отзову свое заявление из страха оказаться отвергнутой.

И я пошла на слушание одна. А муж отправил медицинское заключение своему бесплатному адвокату. Отец моего сына якобы страдал от депрессии и не мог посетить зал суда. Дело отложили до следующего месяца.

Я расплакалась перед судьей, смертельно уставшая от этой затянувшейся комедии. Ни за что не расплачиваться, отбирать все. Такова цель. Взять жену, чтобы получить французское гражданство, а затем выжать из этого максимум. На повторном слушании все повторилась. Судья захотел снова отложить разбирательство, но в этот раз адвокат самого Мусы по этическим соображениям отказался его защищать.

- Я его знаю, он никогда не объявится, всегда найдет способ отпроситься по причине болезни. Этому не будет конца, а страдать придется его жене.

Судья согласился и обязал Мусу выплачивать пособие жене и сыну: двести евро в месяц. Не бог весть, какие деньги, но наш семьянин расценил это решение как удар по кошельку. Он заставил одного из своих родственников позвонить мне, чтобы переубедить; подал апелляцию, потому что решение было принято в его отсутствие, и на всех парах примчался во Францию, но домой не явился. Затаившись где-то на окраине, в реабилитационном центре, Муса уверил всех, что у него нет денег.

В связи с заявлением о разводе меня вызвали в консульство Марокко и поставили в известность, что процедура может проходить только перед лицом адулов и не во Франции. Появилась новенькая повестка в суд Марокко по семейным делам. Теперь Муса обвинил меня в супружеской измене - естественно, без всяких доказательств и по-прежнему, не явился на заседание. Слушание отложили. А я намеревалась получить развод во Франции.

Поскольку развод все еще не был зарегистрирован, родители не прекращали попытки защитить гордость семьи:

- Когда он вернется, ты должна позвонить ему и попросить прощения.

Прощения? Прощения за то, что он против моей воли взял меня в жены? Да ни за что!

Они хотели этого брака; отец бил меня за него, и, несмотря на полный провал и все страдания, которые я перенесла, родители все еще считали отречение худшим, что может со мной случиться. Теперь они пытались восстановить контроль над моим поведением.

Как-то вечером мы с коллегами отправились в ресторан. Домой я вернулась в половине десятого вечера. Позвонил мой брат:

- Допрыгалась! Папа знает, что тебя не было! Он хочет тебя видеть!

Я сказала себе, что нужно перерезать пуповину сейчас - или никогда. Отец поджидал меня, сложив руки за спиной.

- Где ты была?

- Только падшие женщины гуляют в такой поздний час! - присоединилась мать.

Отец велел ей замолчать. Решать такие проблемы было его делом.

- Подойди сюда! Где ты была?

- Ужинала с коллегами в ресторане.

- Как, по-твоему, это подходящее время для ужина?

- Папа, сейчас половина десятого. Подумаешь! Я могу пойти в ресторан и без...

- Нет! Тебе совершенно нечего делать вне дома в такой поздний час. Подойди! Дыхни.

Все начиналось заново. Женщина, которая гуляет и курит, - развратница, даже если ей двадцать четыре и она замужем.

- Ты курила!

Он ударил меня по лицу и обозвал по-арабски:

- Убирайся! Ты ничем не лучше проститутки! Муса был прав во всем; ты просто плохая жена!

- Не мудрено, что он ушел, - добавила мать. - Зачем мужчине жить с тобой? Да сколько бы ты не выходила замуж, ты все равно разведешься. Ты куришь, ты обычная шлюха!

Отец добил меня, еще раз плюнув мне в лицо:

- Ты мне отвратительна!

Меня словно парализовало. Не помню, что хотела высказать им. Наверное: "Какого черта, разве я недостаточно для вас сделала? Дайте мне жить спокойно! Я ничего дурного не совершила! Я не спускала штаны на глазах у всего честного народа! Сходила в ресторан и только!"

Но мозг был заблокирован: я не могла ничего сказать; стояла, сжав кулаки от такой несправедливости: "Это твоя вина, во всем виновата только ты". Я могла выслушать и вытерпеть все, кроме: "Муса был прав. Ты плохая жена".