Книга Московский беSтиарий. Болтовня брюнетки - Маша Царева

И вот однажды Спичкин, набравшись смелости, признался мне в любви, театрально припав на одно колено (и чуть при этом коленную чашечку об пол не разбив, все же он был невероятно неловок). Честное слово, я не знала, хохотать мне или плакать.

Кажется, я уже вскользь упоминала о том, что Спичкин был гением – вернее, искренне и отчаянно считал себя таковым. Поэтому его признание было не просто смущенным лепетом заезженных фраз. Нет, Спичкин посвятил мне стихотворение.

Плотно зажав меня в уголке между лестничными пролетами, он его продекламировал. Влажный блеск грустных глаз и крошечные капельки слюны, слетающие с губ и оседающие на моем новом кашемировом свитере, создавали дополнительный эффект. С перепугу я даже запомнила пару строк, и они показались мне прекрасными:

Я дважды просыпался этой ночью

И брел к окну, и фонари в окне…

Обрывок фразы, сказанной во сне,

Сводя на нет, подобно многоточью,

Не приносили утешенья мне…

Закончив, Спичкин тяжело отдышался, как утомленный пловец, натруженными ногами почувствовавший твердь земли. Он не сводил с меня умоляющих глаз, и я с ужасом поняла – следующее слово за мной. Я должна, должна хоть что-то ему ответить!

– Саша… – срывающимся голосом прошептал он, усугубляя пафос ситуации, – если ты скажешь «нет», я пойму…

В своей жизни я сотни раз отшивала неподходящих мужчин. Похотливых самцов, поигрывающих бровями в сторону загорелых ножек моих подруг. Эгоистов, приглашающих на свидание и забывающих в назначенный день даже позвонить, а потом как ни в чем не бывало заваливающихся в гости без предупреждения. Циников, жадин, латентных алкоголиков. Да мало ли кого еще.

Но ни у кого – ни у кого из них – не было таких собачьих, обезоруживающих глаз. В меня влюблялись мужчины, но никто из них, пожалуй, так неизлечимо мною не болел. Черт, и почему сия прерогатива досталась Спичкину – все-таки мир несправедлив.

– Сережа, – сглотнула я, с трудом вспомнив спичкинское имя, – я очень ценю твое внимание, и мне правда приятно, но…

– Больше ничего не говори! – воскликнул он, и его кустистые брови сложились скорбным домиком. – Я знал…

– Нет, ты правда очень симпатичный, но я…

– Не надо! Что ж, спасибо, что дала мне выговориться. Скажи, а тебе хотя бы стихотворение понравилось?

– Очень! – не покривив душой, горячо воскликнула я. – Если честно, мне никто никогда не посвящал таких красивых стихов.

Положа руку на сердце, мне никаких стихов никто никогда не посвящал, но не говорить же об этом несчастному влюбленному Сереже Спичкину!

В тот вечер мы с моей лучшей подругой Леркой ужинали в «Бокончино» на Страстном. Смакуя на языке солоноватую пармскую ветчину, я жаловалась на жизнь. Лерка внимала, повышая градус, и время от времени тяжко вздыхала – ее мужчины тоже стихами не баловали.

– И вот теперь я чувствую себя распоследней сволочью, – закончила я, – он открыл мне душу, он не постеснялся быть искренним… Ты знаешь, в какой-то момент я пожалела, что нельзя влюбляться на заказ. Тогда бы я точно приложила все моральные усилия и полюбила Спичкина. Ну где я еще такого встречу? Того, кто будет так меня любить?

– Ой, Кашеварова, ты вечно идеализируешь мужиков, – подлила яду Лерка, – он еще ничего для тебя не сделал, а у тебя уже такие муки совести. И вообще, кто сказал, что этот стих посвящен именно тебе?

– В каком смысле? – растерялась я. – Спичкин сказал, автор…

– Автор, – презрительно протянула она, – что-то я не уловила в этом сочинении слова «Саша». Откуда ты знаешь, может, он всем это читает, в надежде что кто-нибудь сжалится над ним и пригреет на своей груди.

Не к месту мне вспомнилось, каким алчущим взглядом страдающий Спичкин поглядывал на мою грудь, облагороженную бюстгальтером push-up.

– Да ну тебя, – рассердилась я, – ты какая-то приземленная, Лер, честное слово. У человека трагедия, а ты…

Некто подленький и самодовольный внутри меня, конечно же, решил, что скептицизм подруги обусловлен примитивной завистью.

К теме Спичкина мы больше не возвращались.

Ночью я вдруг поняла, как следует поступить. Придумала изящный жест внимания в сторону Спичкина. И на следующий день, с утра пораньше, примчалась в литературный отдел нашей газеты. Там работает моя приятельница, редактор Людочка, – мы с ней вечно коротаем трудовое время у кофейного автомата, в сотый раз смакуя одни и те же редакционные сплетни.

– Люд, дело есть! – воскликнула я с порога.

Людочка уставилась на меня непонимающе – еще бы, я из тех, кто приползает в офис не раньше одиннадцати, мотивируя врожденное пристрастие к совиному образу жизни аргументами разной степени дикости. То пеняю на сломавшийся трамвай, то скорбно докладываю о сгоревшей проводке или соседях, устроивших великий потоп в мелкоподъездном масштабе. Все уже к моим отговоркам привыкли и махнули на мои опоздания рукой.

– Саш, ты чего? – По-утреннему бледная Людочка смотрела на меня почти испуганно. – Случилось что-то?

– Можно сказать и так, – я рухнула на стул и протянула ей распечатку, – вот.

– Что это? – Люда машинально приняла листок из моих рук и непонимающе на него уставилась.

– Стихотворение. Правда, я по памяти записывала, может, и ошиблась где. Люд, мне надо, чтобы ты поставила это в номер.

– С ума сошла? – возмутилась она. – У меня все на четыре номера вперед распланировано и сверстано!

– Люд, ну пожалуйста! Это вопрос жизни и смерти… Ну мы же публикуем иногда стихи начинающих поэтов.

– Редко, – поджала ненакрашенные губы Людочка.

– Неужели и ради меня нельзя сделать исключение? Люд, ну это правда очень важно.

– А в чем дело? – она наконец проявила хоть какой-то интерес. – Ты что, на старости лет начала стихоплетничать?

– Это не я… Понимаешь, это мне посвятили.

– Да ты что? – Людочкины припухшие от недосыпа глаза заинтересованно загорелись. Ох уж эти романтичные девушки из литературного отдела! – Саш, а кто?

Я была вынуждена признаться: мол, Сергей Спичкин.

– Наш Спичкин? – выпучила глаза Людочка. – Вот уж не думала, что он начинающий поэт!

– Ты что, он жутко талантливый. Может быть, еще и прославится. Люд, ну давай поощрим парня.

Людин взгляд вернулся к стихотворным строкам. Нараспев она прочитала:

– Я дважды просыпался этой ночью… – а потом прикрыла глаза, словно смакуя фразу на кончике языка, – слушай, Саш, вообще где-то я это уже слышала.

– Люд, не придирайся.

– Что ж, если ты настаиваешь… Ну надо же, от Спичкина я не ожидала. Ладно, пожалуй, могу подвинуть статью об интернетовском самиздате.

– Людка, я твоя должница! Хочешь, дам поносить свои красные туфли, которые тебе так понравились? – Слова радостно вырвались на волю, прежде чем я успела прикусить язык.