Книга На вершине все тропы сходятся - Фланнери О'Коннор

Мальчик по-прежнему лежал у нее на коленях и вяло глядел перед собой. Он даже не поднял головы, когда началась суматоха, только подтянул под себя ногу.

— Слава богу, что я не сумасшедшая, — с жаром сказала неряха.

Вышел, прихрамывая, Клод, и они с миссис Терпин уехали домой.

Когда их пикап свернул на проселочную дорогу и стал одолевать подъем, миссис Терпин схватилась за край опущенного стекла и в тревоге выглянула наружу. По ровному пологому склону раскинулось усеянное лиловыми сорняками поле, а у подножья следующего холма, между двух огромных орешин, стоял на привычном месте, среди яркого, как узорный фартук, цветника, их чистенький, выкрашенный желтой краской домик. Ока не удивилась бы, увидев вместо него выжженную яму между двух почерневших труб.

Есть ни Клоду, ни ей не хотелось, поэтому они переоделись, опустили в спальне шторы и легли — Клод устроил ногу на подушке, а она приложила ко лбу мокрое полотенце. Но только она закрыла глаза, как прямо в лицо ей прыгнула мерзкая, рогатая свинья с острым торчащим хребтом и усеянным бородавками рылом. Миссис Терпин слабо, горестно застонала.

— Неправда, — сказала она со слезами. — Я не свинья. И не исчадье ада.

Но отрицать было бесполезно. Девушка ей не верила, ее глаза, даже голос, которым она произнесла те слова, тихие, но отчетливые, предназначенные для нее одной, были неумолимы. Она выбрала из всех сидящих в комнате миссис Терпин и бросила свое обвинение ей, хотя вокруг были всякие людишки, которые наверняка заслужили его больше. И тут только миссис Терпин поняла весь смысл того, что с ней сегодня случилось. Рядом сидела женщина, которая презрела свои материнские обязанности, но ее не тронули. А ей, Руби Терпин, всеми уважаемой, трудолюбивой женщине, примерной христианке, бросили в лицо такое обвинение. Слезы ее высохли, в глазах загорелся гнев.

Она приподнялась на локте, и полотенце соскользнуло ей на руку. Клод храпел, лежа на спине. Ей и хотелось рассказать ему, что сказала девушка, и было страшно, что он представит ее себе в виде рогатой свиньи — исчадия ада.

— Клод, ты спишь? — тихонько позвала она и тронула его за плечо.

Клод открыл один глаз — младенчески голубого цвета. Она с опаской заглянула в него. Нет, он ни о чем не задумывается. Живет себе и живет.

— А что? — сказал он, и глаз его снова закрылся.

— Ничего, — сказала она. — Болит нога?

— Болит как черт, — сказал Клод.

— Скоро пройдет, — сказала она и снова легла. Клод тут же захрапел.

Они пролежали так почти до вечера. Клод спал. Она глядела в потолок, сдвинув брови. Но время от времени сжимала кулак и с силой взмахивала перед грудью, будто доказывая свою невиновность неким невидимым пришельцам, которые, подобно утешителям Иова, рассуждали как будто и правильно, но на самом деле были неправы.

В начале шестого Клод проснулся.

— За неграми пора ехать, — вздохнул он, не двигаясь с места.

Она не отрываясь смотрела на потолок, будто там были написаны какие-то слова и она силилась разобрать их. Желвак у нее над глазом потемнел и стал зеленовато-синим.

— Послушай, — сказала она.

— Да?

— Поцелуй меня.

Клод потянулся к ней и громко чмокнул в губы. Потом ущипнул за бок, и руки их переплелись. Но выражение яростной сосредоточенности не исчезало с ее лица. Клод с кряхтеньем и оханьем слез с кровати и, хромая, пошел прочь. Она продолжала рассматривать потолок.

Наконец послышался шум пикапа, который возвращался с неграми, и тогда она поднялась, сунула ноги в туфли и, не завязывая шнурков, побрела на заднее крыльцо. Взяла там красное пластмассовое ведро, высыпала в него лед из холодильника, налила воды и вышла во двор. Каждый вечер, когда Клод привозил негров с поля, кто-нибудь из них помогал ему задать коровам сена, а остальные ждали в машине, и потом Клод вез их домой. Сейчас пикап стоял в тени под орешиной.

— Ну, как дела? — мрачно спросила миссис Терпин, подходя к машине с ведром и кружкой. В машине сидели три женщины и паренек.

— Хорошо, — ответила старшая из женщин. — А у вас? — И взгляд ее сразу обнаружил шишку у миссис Терпин на лбу.— Ай-ай-ай, вы, видать, упали? — сочувственно спросила она.

Старуха была черная как сажа и почти без зубов, в сдвинутой на затылок старой фетровой шляпе Клода. Две другие женщины были помоложе и посветлее, и шляпы у них были новые — ярко-зеленые, соломенные. У одной шляпа была на голове, другая свою сняла, и из-под ее полей скалился парнишка-негр.

Миссис Терпин поставила ведро в машину, сказала: «Пейте», — и оглянулась, желая убедиться, что Клода поблизости нет.

— Не упала я,— сказала она, складывая на груди руки.— Со мной случилась очень нехорошая вещь.

— Нехорошая вещь? С вами? Не может быть! — сказала старуха. Она сказала это так, будто всем им было хорошо известно, что миссис Терпин находится под особым покровительством божественного провидения. — Вы просто упали и немножко ушиблись.

— Мы поехали сегодня в город к доктору — мистера Терпина корова лягнула, — сказала миссис Терпин строго, чтобы они оставили свои глупости, — и там была девушка. Толстая, все лицо в прыщах. Я почему-то сразу почувствовала, что с ней что-то неладно. И вот сидим мы с ее мамой, разговариваем, все хорошо, и вдруг — бац! — она швыряет в меня толстую книгу, которую читала, и…

— Не может быть! — вскричала старуха.

— Бросается ко мне через столик и начинает душить.

— Не может быть! — закричали негры.— Не может быть!

— Зачем же она это сделала? — спросила старуха. — Может, она больная?

Миссис Терпин глядела в одну точку горящим взглядом.

— Наверное, она больная, — сказала старуха.

— Ее увезли в больницу,— продолжала миссис Терпин,— но сначала она каталась по полу и не давалась сделать укол, а потом что-то мне сказала.— Она умолкла.— Знаете, что она мне сказала?

— Что она вам сказала? — спросили негры.

— Она сказала… — начала миссис Терпин, но осеклась, и лицо ее потемнело. Белые лучи солнца обесцветили небо над головой, и листья орешины казались от этого черными. Нет, она не могла произнести то, что сказала ей девушка. — Злые, обидные слова, — наконец прошептала она.

— Да как она смела говорить вам злые, обидные слова,— сказала старуха. — Такой прекрасной, доброй леди. Добрей я и не встречала.

— Такой красивой, — сказала женщина, у которой шляпа была на голове.

— Такой дородной, полной, — сказала та, что была без шляпы. — Самой доброй белой леди на свете.

— Правда, — сказала старуха, — истинная правда. Самой доброй и самой красивой.

Миссис Терпин в точности знала цену негритянской лести и лишь пуще от нее распалилась.