Книга Ильгет. Три имени судьбы - Александр Григоренко

Ябто пробудился в сумерки, увидел рядом с постелью блюдо теплого мяса и с наслаждением принялся есть. Когда замолк голод, он удивился жене — ведь это Ума поставила блюдо.

Женщина Поцелуй сидела у потухшего костра и бессмысленно шевелила палочкой угли. Ее лицо, волосы и руки были густо вымазаны золой — так делают люди, когда теряют близких. Вид жены успокоил его и одновременно удивил — он ждал от женщины людей Крика совсем другой скорби. И Ябто сказал так, будто хотел примирить Уму с наступившей жизнью.

— Сыновей не вернешь.

Помолчав, широкий человек хотел сказать Уме, что лучше бы она умылась, но передумал и оставил жену в одиночестве.

* * *

Он шел в маленький чум Куклы Человека, чтобы выполнить обещанное — ему и самому себе.

В последний месяц неумирающий старик совсем ослаб и не мог выходить из чума даже по нужде. Ума ухаживала за ним, как за младенцем. Она набивала его штаны сухим мхом, раз в день стаскивала их и несла на реку. Прежде чем одеть старика, она мыла теплой водой лиловые жерди, которые когда-то были ногами. Но со вчерашенего дня Женщина Поцелуй не прикасалась к дяде, и Кукла Человека смердел, как яма за стойбищем.

Ябто не хотел вступать в разговор со стариком — только сказал, что завтра исполнит обещанное, увезет и оставит на месте, давно присмотренном, где Нга наконец-то вспомнит о существовании этой сухой деревяшки.

Старик слегка наклонил голову, не открывая глаз, — он услышал широкого человека.

Широкий человек ушел.

Жены не было у летнего очага. Ума сидела в чуме сыновей, гладила рукой меховые одеяла, под которыми спали Гусиная Нога и Блестящий, и тряслась всем телом — Ябто оно вдруг показалось по-старушечьи рыхлым. Он смотрел на неё какое-то время, потом сказал:

— Припасов нет. Пока не встала река, сходим за жирной рыбой Йонесси.

Он помолчал немного и добавил:

— Ты ведь любишь жирную рыбу…

Ума не ответила.

— Завтра едем, — сказал Ябто.

Этой ночью он спал один. Он знал: горе женщины — как боль в ушибленной ноге — сильное, но краткое.

Не проходит и года, как вдовы молодятся, ищут нового мужа. Потерявшие детей рожают новых. И Ума ещё могла бы родить, хотя это и было бы величайшей глупостью. Настоящее горе у женщины наступает, когда ею начинают брезговать. Но такое горе не постигло Женщину Поцелуй. У неё есть муж.

Так думал Ябто.

* * *

Утром он нес старика на руках.

— Зачем тратишь силы? — прошептал Кукла Человека. — Убил бы так, если хочешь моей смерти.

— Не могу, — ответил Ябто. — Невеликая это доблесть.

Он положил старика на середину лодки, между сетями и дорожным припасом, и сказал ему на ухо, как говорят великую тайну близкому человеку:

— Это непорядок, что ты живёшь. Все люди умирают, прожив своё время, — только не ты. Когда родился — сам забыл и спросить не у кого.

— Твоя правда.

— Я должен напомнить богам об их упущении, и, если они одумаются, я в них поверю, и буду уважать их. Понимаешь, старик, весь мир, как стойбище у дрянного хозяина, — всякая вещь валяется, где хочет, сети спутаны, собаки запаршивели, оружие в грязи… И умирает не тот, кому стоит умереть. Почему, старик?

— Говоришь, как мудрец…

— Нет, я не мудрец — я умный человек. Я знаю одно возвышенное место, откуда ты не сойдёшь и тебя никто не снимет. Его хорошо видно с реки. Когда я поплыву обратно, увижу тебя, а может быть, уже твои кости, и сердце моё успокоится — значит, боги не совсем неряшливы, как я думаю о них.

Старик медленно растянул беззубый рот и выплюнул остаток смеха, который неслышно прыгал у него внутри.

— Уморишь меня голодом, как ты хотел уморить Ерша, и будешь думать, что это сделал Нга?

— Да, так и буду думать, — спокойно и зло ответил Ябто. — Это хорошее место, наверное, лучшее из всех. Там он должен увидеть тебя и устыдиться.

— Хочешь устыдить бога?

— Его давно следовало бы выпороть. Как и всех остальных…

Старик выпрямился, обнажил грязные белки выцветших глаз и впервые за всю жизнь поглядел на Ябто без презрения.

— Послушай, я все равно умру. Как же ты увидишь, что Нга устыдился?

— В жизни станет больше порядка. Умирать будут те, кто должен — не так, как сейчас.

— А если не станет? Как выпорешь бога?

— Не прикидывайся младенцем, будто не знаешь такой простой вещи. Срублю куклу и отстегаю своей ременной палкой.

После этих слов старик стал неинтересен Ябто.

Широкий человек посадил его в лодку и кричал Уме, чтобы шла к реке.

* * *

Ябто приплыл к месту, которое приметил давно. Это была скала, бойцом уходившая в тело реки, — часть скалы, соединявшая ее с берегом, рухнула в воду. Подножие его в непогоду пенилось бурунами, а вершина, поросшая тальником и редкими чахлыми деревьями, походила на голову, из которой рвали волосы.

Всякий раз, когда Ябто проплывал мимо, он рассматривал столб, выискивая в складках камня путь наверх. Ему казалось забавным забраться когда-нибудь на эту плешивую макушку и посмотреть с ее высоты на окрестности. Прежнее любопытство не оказалось пустым.

Лодка широкого человека трижды проплыла вокруг скалы. Ябто искусно орудовал веслом против течения и неотрывно глядел вверх, выглядывая ранее намеченный путь. Найдя его, он сделал несколько мощных гребков, властно прижал лодку к скале и привязал крапивной верёвкой к блестящим корням погибшего дерева, придавленного обвалом.

Погода была тихая. Течение выпрямило лодку, и лодка застыла, будто лежала на тверди. Ума молчала и смотрела застывшим взглядом на свои ноги.

Молчал и Кукла Человека. Голова его была поднята, глаза закрыты, но, казалось, он видит сквозь веки, как Ябто готовит ему поход в последнее стойбище. «Все, что есть в мире, со мной уже случилось», — вспомнил широкий человек, поглядывая на старика. Широкий человек занимался делом — готовил заплечную снасть, которую смастерил вчера, перед тем, как уснуть. Снасть состояла из двух ремней, прикреплённых к плоской деревяшке, и обрезков аркана. Расправив крепления в нужном порядке, Ябто положил снасть в переднюю часть лодки, осторожно подошёл к старику и взял его на руки.

— Тяжести в тебе не больше, чем в паре глухарей, — сказал он, довольный своей разумностью.

Бережно он усадил старика на деревянное сиденье, связал на его груди обрезки аркана — того самого, которым привязывал к сосне голого Вэнга, — повернулся спиной, вдел руки в кольцевые ремни и через мгновение омертвелые ноги старика запрыгали в воздухе. Лицом Кукла Человека был обращен к Женщине Поцелуй.

— Скажи что-нибудь племяннице! — на оборачиваясь крикнул Ябто. — Что-нибудь доброе…