Книга Череп епископа - Александр Прозоров

— А то, и правы иноземцы? Чудная штуковина, это стекло… Но… Чудная…

Опричник вздохнул, и вернулся к другой странности, каковую успел заметить, едва въехал на взгорок: в обеих избах топились печи, но вокруг обеих же начисто отсутствовали как свежие, так и старые, засыпанные снегом следы.

— Ну что, хозяин, — окликнул он Хомяка. — Женка-то твоя где?

— Не знаю. По хозяйству хлопочет, — Никита покосился на далекий остров, усыпанный высоченными сугробами, потом решительно вошел в необремененный стеклами дом и громко окликнул: — Настя, ты здесь?

— Здесь, здесь! — минуту спустя оба вышли на улицу. Молоденькая девчушка, очень естественно отирающая ладони коричневой излохмаченной тряпкой, приложила правую руку к груди и низко поклонилась:

— Здрав будь, гость дорогой!

— И ты будь здорова, хозяюшка, — не удержался Зализа от вежливого ответного приветствия. И тут же перешел прямо к самому важному: — Дошел до меня слух, можешь ты войны и набеги предугадывать?

— Могу, — признала девушка. — Одарил один Сварожич таким ведовством.

— Так предскажи мне ратное дело, красавица!

— Чую я, — уронила ведунья тряпку в снег. — Чую я, кровь проливается на рубежах земли русской, у большого озера в той стороне, где садится ввечеру Ярило ясное. Чую, не остановится ворог у стольного града, пойдет дальше, смерть и муки неся.

— А еще слышал я, — опричник отошел к коню и небрежно положил руку на луку седла. — Еще слышал я, что в селении, называемом чухонцами Кельмимаа навь живет всамделишная.

Никита вздрогнул, шагнул вперед. Остановился, оглянувшись на Настю.

Нет, ничего не случилось. Девушка стояла спокойно, слегка улыбаясь закованному в броню гостю:

— Я тоже слышала об этаком чуде. Вот только не знаю, где его увидеть.

— Увидеть? — опричник потянул конопляную веревочку у себя на шее, достал медный нательный крестик и, сжимая его в правой руке, а левой закрывая рану на горле, размашисто осенил молоденькую симпатичную девчушку: — Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа, сгинь, нежить безбожная, исчезни отродье диавольское, пропади, порождение Сатаны!

Словно порыв ветра ударил девушку в лицо, мгновенно снеся ее облик, и в нескольких пальцах над землей закачалась страшная образина: длинные, до пят, перепутанные волосы, провалившиеся глазницы, из которых поблескивали угольно-черные точки, желтая пергаментная кожа, тонкие, хрупкие с виду ручки и ножки, местами покрытые зеленоватым пушистым налетом, тело едва прикрыто истлевшими тряпками.

— Вот такая ты и есть, нежить, — слегка успокоившись, смог, наконец-то, выдохнуть опричник, сам не понимающий, как оказался в седле.

— И чего ты этим добился, гость дорогой? — поинтересовалась навь. Теперь мимика у нее отсутствовала, губы не шевелились, и вообще она напоминала мертвое тело, зачем-то вырытое из старой могилы и повешенное перед домом, а голос звучал откуда-то со стороны.

— Нет тебе веры! — вскинул высоко над собой распятие Зализа, пытаясь пятками остановить тихонько пятящегося коня. — Сила в тебе диавольская, и добра людям нести ты не можешь!

— Я не знаю, что такое добро, — качнулась в воздухе навь. — Я лишь упреждаю вас о войне.

— Ты лжешь!

— Я храню покой отца варягов. Я не хочу войны в этих извечно безлюдных землях.

— Ты лжешь!

— Если война придет сюда, она его разбудит.

— Ты лжешь!

— Странное порождение ведет татар в эти пустоши. Ему нужен отец.

— Ты лжешь!

— Оно убьет отца и впитает его силу.

— Ты лжешь! Ты не можешь желать добра честным христианам, и правды в твоих словах нет!

— Почему же ты пришел сюда, ратник? Разве не по зову моему? Разве не тревожную весть услышать?

— Я хотел убедиться, что тебя нет, нежить.

— Я есть!

— Ты лжешь! — Зализа со всей силы вонзил задники сапог в боки коня.

Жеребец, привстав на дыбы, скакнул вперед сразу на десяток шагов и стремглав помчался вниз по склону, уводя за собой свою пару. За избой Никита трясущимися руками надевал лыжи. Он тоже толкнулся со склона, покатился вниз, чудом проскочив на Неву между множества стоящих деревьев, и помчался вниз по течению, в сторону будущего города Санкт-Петербурга.

* * *

В этот раз бомбарды и пищали жахнули практически одновременно. Чугунные шарики улетели в сторону крепости, дружно врезались в изгрызенную предыдущими попаданиями стену — и целый пласт кладки неожиданно обвалился внутрь, открыв черный пролом не менее пяти футов в ширину и столько же в высоту. В первый миг никто ничего не понял, но уже через мгновенье бомбардиры разразились радостными воплями.

Сидевшие неподалеку у костров ландскнехты вскочили, подбежали ближе, разбираясь, в чем дело — а потом, радостно вопя и выхватывая на ходу мечи, ринулись в атаку. Следом за первыми несколькими десятками к Гдову ринулись, неся в руках кто мушкетоны, кто тяжелые палаши, все задержавшиеся у огня немецкие пехотинцы. Со стен послышалась стрельба — но несколько дежуривших на стене стрельцов не могли нанести ощутимого урона рвущейся вперед человеческой массе. Пушкари в башнях тоже проспали атаку, и первые воины ливонской армии без труда ворвались в открывшийся перед ними проход.

В помещении после улицы показалось даже тепло — хотя под низкими сводчатыми потолками, пропитавшимися запахом кислятины, явно никогда не топили. Здесь стояло несколько объемных бочек. Сбив крышки с двух из них, солдаты вместо желанного золота обнаружили длинные нити квашенной капусты.

— Сюда! — пожилой капрал с пышными усами навалился на толстую дощатую дверь, но та не поддалась. — У кого мушкетоны?

Мушкетонов поднести не успели — перед тесным проходом возникла давка. Тут русские, наконец опомнились, и из бойниц обеих защищающих стену башен с оглушительным грохотом вырвались облака белого дыма. В неуправляемую толпу врезалась крупная каменная картечь. Ровно скатанные речные голыши не могли пробить толстых кирас — но руки и ноги переламывали нещадно, проминали блестящие железные каски, перешибали шеи. Ландскнехты ринулись врассыпную — а со стен их начали азартно расстреливать набежавшие пищальщики.

Между лесом и каменными стенами, продолжая неторопливо вязать лестницы, стояло полторы сотни орденских кнехтов, не столько воюя, сколько грозно демонстрируя свое присутствие. Собранные с разных фогтий, они тем не менее уже достаточно хорошо знали друг друга, поскольку их дружные господа ходили в походы чаще всего все вместе — или все вместе мужественно увиливали от исполнения долга воинов христовых. Большинство совсем недавно пришли из успешного набега на пограничные с Литвой земли — вернулись сюда, на северные балтийские берега, предоставив отбиваться от мстителей комтуриям братьев Альбрехта фон Ниртана и рыцаря Волгнета. Так что в очередной раз выдернутые из своих хуторов молодые и старые земледельцы уже неплохо разбирались в тактике и стратегии войны.