Книга Трикстер, Гермес, Джокер - Джим Додж

— Ну что ж, нам и карты в руки, — с довольной улыбкой заметил Бобби.

Эль-Пасо. Хьюстон. Даллас. Нью-Орлеан. Нэшвилл. Омаха. Шайенн. Дэнвер. Рено. Сан-Франциско. Всегда лучшие отели, дорогие рестораны и быстрая работа. Дэниел смотрел, как Бобби играет. Ему нравился стиль Бобби — гармония выдержки и порыва в соединении с манерами фермера и находчивостью водяной крысы. Бобби рассказывал ему сотни историй об игре и игроках.

Чаще всего Бобби рассказывал о своей юности. К шестнадцати годам он уже прилично зарабатывал на жизнь карточной игрой, путешествуя из города в город — вот только был неграмотен. Поэтому часть выигранных денег он стал тратить на образование: нанимал учителей, которые путешествовали с ним и обучали его грамоте, арифметике, географии и истории. За девять лет Бобби выучился читать и писать на университетском уровне. Он старался подбирать учителей, которые, как и он, восхищались игрой случая, в чем бы она ни проявилась: в картах или в количестве сбитых машинами броненосцев на дороге от Люббока до Галвестона. Это позволило ему получить университетское образование за довольно скромную плату.

Дэниел узнал, что прозвище свое Бобби получил от Билла Итона Колючки, когда побил его тройку на тузах своим стритом в техасском холдэме, после чего обычно невозмутимый Колючка долго бился головой об игральный стол и бормотал: «Черт возьми, бывали случаи, когда меня разбивали в пух и прах, но ты побил меня просто как ребенка. Да, как только ты шагнул через порог, я сразу сказал себе: „Побереги свою задницу, Билл, этот Бобби разделает тебя под орех“.» Через некоторое время Бобби и прозвали Крепким Орешком.

После игры, по дороге, по очереди сидя за рулем Боббиного «кадиллака» сорок девятого года выпуска (в отличном состоянии), они обсуждали правила, стратегии, преимущества, Бобби делился с Дэниелом секретами покера и карточным чутьем в целом, учил правильно тасовать и раздавать карты, рассказывал о тонкостях этикета, вроде того, что делать ход надо быстро, следя за своей очередью. Дэниел учился, пусть пока и в теории, как пользоваться своей позицией и распределять деньги, когда поднимать ставки, открываться, пасовать, как быстро распознать сильные и слабые стороны противника, когда лучше всего блефовать, как подсчитывать решающие ставки, как определить, что партнеры блефуют, жульничают или подают друг другу знаки. Иногда они разыгрывали пробные партии, и Бобби объяснял, почему он поступил так, а не иначе, и что делал бы при других обстоятельствах. Он придумывал Дэниелу комбинации для практики и спрашивал о его решении. Свои уроки Бобби сопровождал бесконечными историями и байками, накопившимися за сорок лет игры и путешествий.

— Запомни, Дэниел: ни в чем нельзя быть уверенным. Помню, мы как-то в Уэйко играли по крупной в пятикарточный стад с джокером — и я убедился, что можно проиграть и с пятью тузами на руках.

— Секундочку, — сказал Дэниел, — пять тузов ведь — самая сильная комбинация. Что же было у второго игрока?

— Смит-энд-Вессон. Тридцать восьмого калибра, если не ошибаюсь.

Когда они спустя два месяца проезжали через Лас-Вегас, Дэниел уже рвался в бой. Он сказал Бобби, что готов сыграть.

— Дэниел, уговор ты знаешь: когда ты думаешь, что готов играть, ты играешь на свои деньги. На мои ты будешь играть, когда я решу, что ты готов.

— То есть вы думаете, что я не готов, — с вызовом в голосе уточнил Дэниел.

— He-а. Я думаю, ты сдохнешь, как молодая выхухоль в бассейне с аллигаторами. Против правды не попрешь — ты до сих пор делаешь кучу ошибок в тренировочных партиях.

— Это потому, что меня достала теория, — с чувством проговорил Дэниел. — Я смотрю, как вы играете, и понимаю, что каждая партия — это конкретная и невоспроизводимая ситуация, потому что ты играешь с настоящими, живыми партнерами, и один из них на взводе, а другой только что повздорил с женой, а третий заказал уже шестой виски за два часа. Я стал бы играть на свои деньги, если бы они у меня были, и вообще-то я в любой момент могу…

— Нет, не можешь, — оборвал Бобби. — Никакого воровства, не смей красть даже пепельницы, — это железное правило. Обидишь карточных богов.

— И все равно мне кажется, что я готов, — сказал Дэниел.

Бобби наморщил нос.

— Ну ладно, — сказал он без всякой убежденности. — Я одолжу тебе пять кусков. Но имей в виду, если ты продуешь их, как пятицентовик, в течение месяца ты не сядешь за игру и не будешь доставать меня тем, что якобы готов.

— Идет, — улыбнулся Дэниел.

— Мы пообедаем и поедем в «Антлерс». Там будет пятикарточный стад-покер с минимальной ставкой в пятьсот баксов — тебе подойдет. — Бобби коротко улыбнулся. — Проверка на вшивость.

Дэниел обменял на фишки тысячу долларов, а проверка на вшивость не заставила себя ждать — после трех кругов его три семерки были побиты тремя валетами, и это был один из самых жестких моментов за всю игру. Дэниел купил фишек еще на тысячу.

Вторую игру он продул за час. Играли вшестером, Дэниел на четвертой карте поднял ставки до максимума, рассчитывая на свои две пары (одна из них была пара тузов) — и пролетел, потому что у соперников оказались флеш на низких картах и стрит.

Бобби хихикнул за спиной: «Дэниел, не забывай, как говаривал старый Джейк Санти: „Не ломись ва-банк — можешь и обломиться“».

Дэниел выгреб остатки своих финансов и купил черных фишек на три тысячи. Через пять часов он заметил сговор в пользу Жабы Йоргенсона, к тому же пошла хорошая карта — перед Дэниелом оказалось двенадцать тысяч долларов. Когда игрок справа от Дэниела сбежал, Дэниел с удивлением увидел, что на освободившееся место садится Бобби и покупает фишек на двадцать тысяч.

Несмотря на присутствие Бобби, Дэниел не потерял бдительности. Бобби играл как обычно спокойно, хотя с каждым разом делал все более высокие ставки. За час до рассвета перед Дэниелом было семнадцать тысяч, перед Бобби сорок. Поскольку по городу уже разнеслась новость, что Бобби приехал, в «Антлерс» стали стягиваться кибитцеры[12]— поглазеть на происходящее. К рассвету зевак было в четыре раза больше, чем игроков.

После того, как перетасовали карты, Бобби лениво потянулся:

— Господа, меня хватит еще на несколько часов. Как насчет того, чтобы не мелочиться и поднять начальную ставку до тысячи?

Все, кроме Дэниела, немедленно согласились.

— Короче, тысяча, — подытожил игрок по имени Безумный Мозес.

— Минутку, — спокойно сказал Бобби, поворачиваясь к Дэниелу. — А ты?

— Какого лешего? — закричал Безумный Мозес. — Он же в выигрыше. Если не хочет играть по-крупному, пусть забирает свои деньги и проваливает — здесь и без него до черта охотников поиграть.

— Нет, — отрезал Бобби, — так дела не делаются. Он в игре уже двенадцать часов — если он скажет «нет», оставим все как есть.