Книга Книга без переплета - Инна Гарина

Еле удержавшись сам, он поспешно отступил от края, выпрямился и незамедлительно заново вымазал лезвие своею кровью, сочившейся из узкого пореза на руке. Ибо именно таково было безотказное и единственное средство против нежити, прислуживавшей Хорасу, — живая человеческая кровь. Она уничтожала их мгновенно. И этот-то нехитрый секрет проклятая вещая птица замалчивала до последнего!

— Уж не знаю, как он вообще решился расстаться с ним, — проворчал Доркин, разглядывая лезвие. — Можно было бы подумать, что в нем проснулась совесть… если б она у него была, эта совесть!

Тут он услышал жалобный зов чатури, донесшийся из-за распахнутой двери их бывшей общей тюрьмы.

— Баламут!

Но Доркин только стиснул зубы и настороженно огляделся.

Крыша была пуста, не следа ни осталось от караулившего их верзилы с безмозглой головой, кроме подноса да раскиданных мисок. Неподалеку от входа в башню темнел круглый люк. Под ним была винтовая лестница, ведущая вниз, но спускаться туда Баламуту совсем не хотелось. Он окинул взглядом далеко простиравшиеся окрестности — лес, лес и лес… дымок от чьего-то костра. Кто бы это мог быть?

Он осторожно приблизился к краю крыши, вытянул шею и уставился из-под руки в сторону дыма. Что-то там смутно белело между деревьев, похожее на шатер, и вроде бы двигался кто-то… Баламут напряг глаза, прищурился изо всех сил. Сердце у него екнуло. Там были люди, и один из них — словно бы с пышным серым шарфом, обмотанным вокруг головы… неужели?

Он судорожно оглянулся на люк. Спокойно, спокойно… в одном чатури прав — спускаться туда практически бессмысленно. От стражи, положим, можно отбиться — ее распугает один только вид крови, но есть еще Хорас, и вряд ли Хорас сейчас мирно спит в своей кровати… если он вообще когда-нибудь спит. И хорошо, если это исчадие ада всего лишь закинет его обратно в башню, а то как пришибет на месте… И Баламут осторожно двинулся вдоль края крыши, страстно желая отыскать хоть какую-то возможность спуститься с нее, минуя Хораса.

Но почти сразу же ему стало понятно, что без веревки и крюка дело это немыслимое — черепичный скат сильно выдавался наружу, и нечего было и думать о том, чтобы, повиснув на его краю, дотянуться до какого-нибудь окна или до кирпичной кладки стен. И водосточные трубы отчего-то не были предусмотрены в конструкции сего здания. Да и веревка, будь она под рукой, понадобилась бы весьма приличная. Сколько тут было этажей, Доркин не знал, но и без того было видно, что земля очень далеко…

Покусывая губы, он обошел крышу по периметру, не преминув обследовать остальные три башни, громоздившиеся по углам, и убедился, что толку от них не больше, чем от той, где сидели они с чатури. Единственными ходами вниз были люки в самой крыше, но все они, кроме первого, были закрыты тяжелыми железными крышками, запертыми изнутри на засовы.

Так он воротился туда, откуда начал. Из башни не доносилось ни звука коварный чатури, должно быть, предавался отчаянию.

Что же, ничего другого не оставалось. Баламут взглянул на кинжал. Кровь на нем уже подсохла. Он, поморщившись, расширил порез на руке и, обновив таким образом оружие, решительно шагнул к люку.

И в этот момент до слуха его неожиданно донесся звук рога, трубящего вызов. Баламут порывисто вскинул голову, и то, что он увидел, заставило его замереть на месте.

Из-за деревьев на расчищенную перед крепостью площадь вышел белоснежный конь, покрытый алым с золотом чепраком, неся на себе седока незнакомого стройного воина в легкой кольчуге и в шлеме, тускло отблескивавших серебром под сумеречным небом этого мира вечной осени. Шлем не закрывал лица, и воин поднес рог к губам и протрубил еще раз. Держась чуть поодаль, следом за ним из лесу вышел пеший человек. Всмотревшись в него, Баламут Доркин на сей раз без всяких сомнений узнал Босоногого колдуна.

Он все понял сразу и подался всем телом вперед, отчаянно желая каким-нибудь чудом оказаться сейчас рядом с ними. Ибо это было чистое безумие… стало быть, рыцарь и есть тот самый Никса Маколей, который ничего не знает про уготованную ему участь, и колдун… пробрался-таки сюда, желая помочь, но не сможет этого сделать!

Доркин повернулся и в последней надежде ринулся в башню.

При его появлении чатури встрепенулся.

— Послушай, ты, — грозно сказал Баламут, останавливаясь перед клеткой. — Ты молчал, сукин сын, ладно… Я прощу тебе это! Только скажи, как мне спуститься с крыши… немедленно, сейчас! Если ты хоть что-то знаешь — не мешкай! Дорога каждая секунда… не молчи, ради всего святого!

Чатури всхорохорился было, но, видно, и сам понял, что дело не терпит отлагательства. Вызывающее выражение в круглых желтых глазах сменилось беспокойством. Он открыл клюв, но то, что он сказал, прозвучало для Доркина полной неожиданностью. Более того — издевательством.

— Прыгай, Баламут!

Доркин отшатнулся. Мгновение он смотрел на чатури, затем, не сказавши ни слова, повернулся и выбежал вон.

Ему хотелось рычать от ярости.

Но всадник уже в третий раз подносил к губам рог. И Доркин решился. Он подбежал к краю крыши и свистнул в три пальца с такою оглушительной силой, что, водись в этом лесу птицы, они сорвались бы со своих мест все до единой. Но птиц здесь не было. Зато конь под молодым королем тревожно вскинул голову и захрапел, а Босоногий колдун даже подскочил на месте. Затем почтенный старец тоже вскинул голову и устремил взгляд из-под руки на крышу крепости, безошибочно определив направление звука. При виде Баламута он подскочил еще раз и отчаянно замахал руками. Доркин, не зная, что могут означать сии телодвижения, решил все-таки, что без помощи старец его не оставит. Он набрал в грудь воздуху, зажмурился, выругался и прыгнул.

Уже в полете, похолодев с головы до ног, он подумал, что в жизни не совершал большей глупости. И весь напрягся, пытаясь подтянуть ноги к животу и готовясь к последнему страшному удару о землю. Ветер свистел в ушах… но тут что-то случилось. Как бывает во сне, когда вдруг начинаешь падать в бездну, стремительно кружась, и просыпаешься, сильно вздрогнув всем телом… так и Баламут, содрогнувшись, открыл глаза и обнаружил, что стоит на земле. Никакого удара он не почувствовал вовсе, и хотя ноги держали его не слишком уверенно, однако обе были целы. Голова кружилась, и белый всадник с колдуном виделись маленькими, словно находились на краю земли. Доркин с трудом заставил себя сделать первый шаг и затем побежал им навстречу.

* * *

Услышав боевой рог, принцесса Маэлиналь вздрогнула и невольным движением приложила руку к сердцу. Хорас припал к окну вплотную.

— Как он спешит!

Демон на мгновение оглянулся на принцессу, и при виде его лица, искаженного нечестивой радостью, ей сделалось совсем дурно.

— Ничего, подождет!

Он снова уткнулся в окно. А Маэлиналь дрожащими губами беззвучно зашептала слова молитвы.

Рог прозвучал второй раз. Хорас не шевелился.