Книга Русский экзорцист - Андрей Николаев

– Что, отец, подарок из Кремля? – спросил Волохов.

– Ну да, – пробормотал мужик, покосившись на него, – из Кремля. Оттуда нынче только бутылки пустые выбрасывают.

Петрович, аккуратно постукивая маленьким молоточком, вгонял в раму мелкие гвоздики. Ольга сидела на табурете и наблюдала за его работой. Во время урагана большое дерево упало, разбив своей вершиной окно на кухне.

– Ты, мать, сразу бы стеклопакеты ставила, – сказал Петрович. Из-за гвоздей, которые он держал во рту, слова звучали невнятно. – Хоть и дорого, но вид совсем другой и на зиму окна заклеивать, опять-таки, не придется.

– Ага, сначала они мне рамы выставят и половину стены. И что мне, совсем без окон жить?

– Ну, день-два потерпеть можно, – Петрович забил последний гвоздь и слез с подоконника, разглядывая свою работу. – Хорошо, хоть сейчас стекла потолще поставили. Вон у соседей градом все окна высадило. Надо же додуматься: «двушку» ставить.

– Ну, так что, за удачное окончание работы? – спросила Ольга, поставив на стол бутылку водки и пару рюмок, – давай, а?

Две недели после того, что увидела в интернете, она выпивала каждый день и никак не могла остановиться. Страшные картинки преследовали ее во сне, и она вскакивала среди ночи, бежала на кухню и пыталась забыться с помощью алкоголя.

Петрович покосился на бутылку.

– Ты, мать, чего-то зачастила. Вот сейчас замазкой стеклышки по краям залеплю, и можно по чуть-чуть.

Ольга вздохнула. Пить одной не хотелось. То, что она видела в «живой камере» называлось скарингом, или искусственным шрамированием. В глобальной сети она нашла много ссылок на подобные сайты, правда, русскоязычных было немного. Это искусство пришло с островов Полинезии и получило наибольшее развитие, как разновидность татуировки, в Голландии и США, хотя по популярности сильно ей уступало. Но даже на платных сайтах закрытых клубов любителей скаринга она не видела ничего, сходного с тем, что посмотрела в сети. Ее подруга Роксана – девушка по вызову и большой специалист по бандажу, практиковавшая садомазохизм и удовлетворявшая продвинутых клиентов всеми возможными способами, посоветовала прозвонить салоны татуировки. Насколько Ольга смогла узнать, в Москве, да и в целом по России скаринг был экзотикой и решались на него единицы, удовлетворяясь небольшими простейшими операциями. Специалистов скаринга можно было пересчитать по пальцам, но и они производили впечатление дилетантов. Для большинства это было скорее хобби, чем работа.

– Ну, вот, – Петрович вытер тряпкой руки, – принимай труд, хозяйка. Красить можно, как подсохнет. Хочешь, завтра сделаю.

– Покрасить я и сама смогу, – буркнула Ольга, разливая водку.

– А закусить?

– Привередливый ты, Петрович, сил нет, – Ольга достала из холодильника банку огурцов и завернутую в фольгу ветчину.

– Без закуски только алкоголики потребляют, – рассудительно сказал Петрович, нарезая ветчину.

Он выловил из банки огурец, разрезал его вдоль и поднял рюмку.

– Ну, за то, чтобы катаклизмы почаще приходили в столицу нашей родины, город-герой, белокаменную, златоглавую…

Не дождавшись окончания тоста, Ольга опрокинула водку в рот и, сморщившись, схватила огурец и захрустела им.

Петрович не спеша выпил, облизнулся и взял кусок ветчины.

– Не поверишь, мать, половине дома окна вставлять пришлось. Во халтура подвалила! Грешно, конечно, на неприятностях человеческих зарабатывать, ну так если не я – кто другой подшустрит. Моя кобра уж на что деньги любит, – он покачал головой, осуждая «кобру», – а и то скрипеть начала: каждый день пьяный, каждый день пьяный! А как людей обидеть, если со всей душой подносят, в благодарность, так сказать, – Петрович снова облизнулся и покосился на бутылку.

Ольга налила еще по одной.

– Спасибо, Петрович, что хоть через две недели ко мне добрался. Я уж думала, без стекол зимовать придется.

– Да что там, – не заметив подвоха, Петрович махнул рукой, – свои люди, по-соседски…

Дверной звонок прервал его речь. Ольга пошла открывать. На пороге, уперев толстые руки в бока, стояла жена Петровича в бигуди на желтых волосах и засаленном на животе байковом халате.

– Где там мой благоверный? – хмуро спросила она.

– Петрович, за тобой пришли, – крикнула Ольга.

– Уже иду, только инструмент соберу.

Ольга услышала, как звякнула о рюмку бутылка. Петрович выскочил в коридор, энергично работая челюстями.

– Уже закусывает, – как бы взывая к женской солидарности, указывая на него пальцем, сказала «кобра».

– Что ты, что ты, ласточка, – пробормотал с полным ртом Петрович.

– Из шестнадцатой квартиры звонили. Когда, спрашивают, балкон стеклить будешь?

– Уже иду, уже иду, птичка моя.

Оставшись одна, Ольга прошла в мастерскую. Сегодня она не успела еще заглянуть в интернет – Петрович пришел с утра. Пришлось помогать ему снимать размеры, потом ехать в стекольную мастерскую. Она включила компьютер и присела на вращающийся стул возле него. Почти две недели от того, кто прислал ей видео, не было никаких известий. Убеждая себя, что ей это надо для работы, она снова и снова просматривала запись. Паренек, которому делали скаринг, вызывал жалость, граничащую с брезгливостью. Как бездомный завшивевший котенок. И ей никак не удавалось разглядеть того, кто вырезал на теле сероглазого паренька рисунки. Почему-то ей казалось, что она знает этого человека и сможет остановить его.

С интернетом она соединилась не сразу – ночью пользователей было много. В углу экрана мигал темный шарик вызова. Сердце забилось, как от ночного кошмара. Ольга сбегала на кухню за пепельницей и нервно закурила. На экране опять возникла та же самая комната с креслом и хирургической лампой над ним.

Сероглазый паренек резал сидящую в кресле нагую девушку с кляпом во рту. Девчонка была молоденькая, почти ребенок.

Сигарета, догорев до фильтра, обожгла пальцы. Ольга бросила ее на пол и затоптала, не обращая внимания на паленый запах тлеющего ковролина.

– Сумасшедший, – прошептала она, – ты просто сумасшедший.

Больше в комнате с белыми стенами, судя по всему, никого не было.

Девушка пытаясь кричать, билась в кресле. Лицо у паренька было хмурое, сосредоточенное. Казалось, он даже жалеет, что приходится причинять страдания, но делает это ради какой-то известной только ему высшей цели. Глаза его горели фанатичным огнем, но пальцы уверенно держали скальпель с обломанным лезвием. Ольга схватила телефонную трубку, трясущимися пальцами набрала номер.

– Алло, Роксана, ты можешь подъехать? Опять то же самое, только еще хуже. Ну, про что я тебе рассказывала.

– У меня клиент, милая моя, – голос у Роксаны был низкий, с хрипотцой, – встань, как стоял, я тебе сказала, – приказала она кому-то. – Через два часа смогу, не раньше. Годится?