Книга Быть драконом - Андрей Стерхов

— Или как, — ответил я, ободряюще похлопал его по плечу.

Когда я щёлкнул замком, Домбровский попытался ударить меня бутылкой. К его несчастью (а вернее — к счастью) я ожидал нападения. Чуть сдвинулся, и бутылка прошла мимо головы. В следующую секунду паренёк оказался на полу с разбитым лицом. Пожелав ему удачи, я вышел на лестничную площадку.

Пока поднимался лифт, я думал о том, как же нелегко сейчас бедолаге. Ему и спастись хочется, и со штуковиной, расширяющей горизонты сознания, расстаться — моя пре-е-елесть — невмоготу. Беда просто. Просто беда.

И вспомнился мне на этот счёт один бородатый анекдот.

Там так.

Стук в дверь. «Это вы Изю из проруби вытащили?» «Я». «А где таки его шапочка?»

И тут так.

16

Телефон ожил в тот миг, когда я проезжал в тарахтящем лифте третий этаж.

— Тугарин? — спросил смутно знакомый мужской голос.

— Он самый, — ответил я.

— Девчонку назад получить хочешь?

— Есть такое дело.

— Терминалы за Батарейной знаешь?

— Найду.

— Подъезжай к пятой площадке.

Я успел уточнить:

— Когда?

— Сейчас, — ответил незнакомец, после чего отключился.

Гнал я к месту «стрелки», не разбирая светофоров. Гнал и орал во всё горло старую «ковбойскую» песню:

— Хорошо в степи скакать, свежим воздухом дышать, лучше прерий места в мире не найти!

Подрезал, сигналил, раздавал направо и налево «средние пальцы», материл лезущих под колёса пешеходов и орал:

— Мы залезем ночью в дом и красотку украдём, если парня не захочет полюбить!

Песня была в тему, поэтому, добираясь до сентенции «Но зачем такая страсть, для чего красотку красть, если можно просто так уговорить», я запускал её на новый круг.

Подъехав к железнодорожному переезду, притормозил и спросил у промышляющего сбором пустой тары старикана:

— Отец, где тут пятая площадка?

Тот приблизился и оказался никаким не стариком, а просто припухшим бродягой. Впрочем, сказать точно, сколько ему лет, я бы не взялся. Бомжи — особая раса, по их лицу возраст определить трудно.

— Это-то, мля, бутылочек пустых нет? — прежде чем ответить, спросил извиняющимся голосом санитар городских окраин.

— Чего нет, того нет, — ответил я.

— Там-то пятая, мля, — показал он рукой, шмыгнул чумазым носом и спросил: — А куревом не разживусь?

Я сунул ему пачку «верблюжатины». Он прицелился вытянуть сигарету, но, оценив тонны грязи под его обкусанными ногтями, я разрешил:

— Всё забирай.

Он, сцапав добычу, обрадовано воскликнул:

— Человек, мля!

— Это ты, дружище, не угадал, — возразил я и дал по газам.

«Пятой площадкой» оказалась окружённая бетонным забором промзона. Я уверенно направил болид в раскрытые настежь ворота и, перевалив через грузовые весы, ворвался на безлюдную площадку, заваленную огромными кучами металлолома, каждая их которых отсылала своим мрачным видом к знаменитому верещагинскому полотну. Лихо обогнув одну за другой печальные эти сопки, я сходу взлетел на укреплённую железобетонными плитами насыпь и с гагаринским «Поехали!» перелетел через ржавые рельсы магнитного крана. Выехал на подобие дороги, промчался ещё немного, подлетая на ухабах, и с разворотом — щебень из-под колёс брызгами — притормозил у трёхэтажного здания конторы. Возле крыльца стоял чёрный «лэндкрузер», к нему и пристроился.

Трёхэтажка походила на дом Павлова после последней атаки фрицев, но не пустовала. Меня ждали. Я ещё вылезал из машины, а ко мне уже подошли три неброско одетых мужчины, вооружённых помповыми дурами. В одном из них я узнал Павла — того самого бойца-борца, который приходил ко мне давеча в офис в составе придурковатой делегации. Он ничуть не изменился, только на лбу его желтела знатная гематома, а левое ухо было залеплено пластырем.

Я как его увидел, тут же понял, чей это был голос в телефоне. Его, Павла, и был.

«Извини, Охотник, что на тебя грешил, — мысленно обратился я к своему неведомому врагу. — Всё оказалось банальней».

Да, я был наивен, полагая, что ребята из «Фарта» тут не причём. Ошибся я, переоценил силу своих устрашающих фокусов. Ни черта они не испугались. Вернее так: те, что приходили, конечно, перетрухнули хорошенько (Павел, к примеру, косился на меня с подозрением и держался настороженно), но Большой Босс от своего не отступил. Не тратясь на артподготовку, кинул пехотинцев криминальной войны в новую атаку. Оно и понятно — легко быть Наполеоном, наблюдая бой со стороны.

— Не опоздал? — спросил я, обращаясь к Павлу, как к старому знакомому.

Он поиграл желваками, но ничего не ответил. Молча сунул руку мне за пазуху, вытащил из кобуры кольт и запихнул его себе сзади под ремень. После чего, показав уже своим стволом на перекошенную дверь, сказал:

— Волыну сдал, ноги вытер, заходи.

Я не успел наложить на машину охранное заклятие, поэтому сказал одному из двух стоящих на входе бойцов:

— Присмотри за тачкой. Я скоро.

— Не Эрмитаж, не стырят, — буркнул боец.

А Павел поторопил меня:

— Иди, иди.

До поры до времени я был вынужден играть по их правилам, поэтому покорно направился к зданию, от которого несло карбидом и древесной гнилью. Но, задержавшись на пороге, всё же не отказал себе в удовольствии спросить:

— А где, Паша, твой кореш Савва?

— В больничке твоими стараниями, — зло процедил Павел сквозь зубы и больно ткнул стволом мне в спину.

Он довёл меня по тёмному коридору до кабинета, вход в который охраняли ещё два статных вооружённых хлопца. В самом же кабинете за столом, каким-то чудом сохранившимся в этом разгромленном здании, сидел юрист фирмы «Фарт». Господин Ащеулов. Пётр Вениаминович. Собственной персоной.

— Вам в прошлый раз мало показалось? — спросил я с порога. — А, крысёныш?

Ащеулов ощерился, но сдержался. Провёл ладонью по зализанной чёлке и ледяным голосом произнёс:

— Мы в прошлый раз недоговорили, Егор Владимирович. Присаживайтесь.

Я оценил шутку — в кабинете был только один стул, на нём сидел сам Ащеулов.

— Спасибо, пешком постою, — сказал я. — Давай по делу.

— Ну, по делу, так по делу, — согласился он и щёлкнул замками лежащего на столе кейса. Достал бумаги, вытащил ручку и предложил: — Подписывайте, Егор Владимирович.

— Скажи сначала, что с девушкой?

— С ней всё в порядке.

— Хочу убедиться.