Книга Записки санитара морга - Артемий Ульянов

– Вы меня просто поймите, вам здесь быть не… – снова начал я, готовый закричать в глубь отделения «Вова, подойди на минутку».

– И чего ты Вовку-то звать надумал? От работы его отвлекать, – внезапно сказала она, заставив меня застыть от неожиданности. Толком не успев ничего сообразить, я услышал: – Я ж ненадолго, только поболтать. Ты ж сам этого хотел, разве нет?

– Я? С вами? – пролепетал я, стремительно наполняясь страхом.

– Ну, да. Донатосом меня греки звали. А русские меня Смертью величают. Смерть я, милок, вот что… – обстоятельно пояснила она.

– Смерть? – сдавленным эхом повторил я. – Моя?

– Общая. И твоя тоже. Я ж одна на всех, такая… Но еще раз ты меня очень не скоро увидишь. По людским меркам. Говорю ж, я поболтать только…

Преодолев сковывающий ледяной ступор и все еще надеясь, что бабка просто тяжело больна и пугает меня, я попятился назад в отделение, сиплым нетвердым голосом крикнув «Вова! Вова, сюда!». Но ответа не услышал.

Как не услышал и других звуков, совершенно никаких. В отделении стояла звенящая вакуумная тишина. Старуха стояла уже в середине коридора и с любопытством смотрела на мое лицо, которое превращал в гримасу запредельный ужас.

– А что нам Вова? А Боря? На что они нам? Ведь я ж не к ним пришла, а к тебе. Эти двое меня всего один раз в жизни увидят, и сталкиваться мне с ними не с руки.

– Хватит… бредить! – сиплым шепотом бросил я ей в лицо и метнулся к Вовке, в зону выдач. Но там его не оказалось. Морг был совершенно пуст и предоставлен в полное распоряжение страшной старухи со мною в придачу.

Осторожно выглянув в коридор, я вздрогнул, снова увидев ее, и инстинктивно нырнул за угол.

– Да брось ты уже, Артюша… – с теплой добротой в голосе говорила она, шагая ко мне по коридору. – Ничего дурного с тобой не станется. Ты только не паникуй, а пользуйся моментом. Мало меня кто среди смертных дважды видел.

Голос ее звучал завораживающе и потихоньку, с каждой фразой выталкивал из меня ужас. Страшно было, конечно, очень, но орать и бежать без оглядки уже не хотелось.

– Ты выходи давай, чего ты там сидишь? Смерти боишься? Ну, так зови меня бабой Зиной или бабой Люсей, коли тебе так легче будет, – чуть-чуть враскачку говорила она. Слушая ее, я стремительно успокаивался. Теперь я был перепуган скорее логически, а вот психовать сил у меня не было. Она еще цепляла какие-то фразы, одну за другую, когда я вышел в коридор, зачарованно разглядывая ее. Что ни говори, а передо мною была абсолютно обычная бабка с папиросой в зубах и с зонтиком. Звали ее, правда, немного необычно… Хотя можно было Люсей или Зиной.

– Ну, слава Создателю, подействовали мои уговоры, – всплеснула она руками. – Ты ж сам сколько обо мне думал! Вот недавно совсем, когда фуги Баха включал, чтоб далеко не ходить. Я поначалу слушала тебя, а потом думаю, э, нет, мать, к этому и заявиться не грех.

– А Вовка где? Где они все? – с трудом выдавил я, облизав пересохшие губы.

– Здесь, рядом. Да только время у них не то, что у нас с тобой. Смекаешь?

– Нет, какое время?

– Вот ты думаешь время твое земное как двигается? Из одного места в другое, от понедельника к пятнице, да?

– Да, вроде, – растерянно кивнул я.

– То есть вот так? – старуха начертила передо мною в воздухе горизонтальную прямую.

Я вновь кивнул.

– Тут ты прав, Артемка. Именно так все для тебя и устроено. Да только окромя того, время еще вот так течет, – провела она сверху вниз вертикальную линию, перекрестив ее с горизонтальной. – И вот так еще – тоже, – продолжила она, старушечьей рукой проложив прямую от себя ко мне, через перекрестие первых двух. – И вот этак, – провела она косой отрезок, сверху вниз и слева направо пересекающий воображаемую систему координат. – И вот как еще, и вот еще как, – резко двигала она рукой, прокладывая новые временные маршруты.

– И что? – прервал ее я. – Мы-то где?

– Когда ты дверь открывал, был в своем обычном времени. Там и остался, стоишь там, перед дверью. То есть ты там как бы видим. А сам ты во время иное попал, вместе со мною. Я тебя туда вытащила. И верну обратно, перед дверью. Ты ее откроешь, а там кто-то из живых, из людей. Ну а пока – объявляю перерыв в работе, Артюша. Не против?

– Ладно, – бессильно выдохнул я, соглашаясь. – Ты, значит, смерть… Но ведь ты ж обычная женщина…

– А ты хотел, чтоб я к тебе с косой и в черной накидке пришла? Это все маскарад, к тому же он меня дурнит.

– А, тогда понятно… Значит, ты смерть… с зонтиком и с папиросой…

– Да от табака проклятущего никак избавиться не могу, – с досадой сказала бабка, вынув изо рта бычок и глядя на него с презрением. – Да, с зонтиком и курящая.

– То есть ты… – замялся я, не в силах подобрать слов.

– А есть часть Божественного устройства, этап великого круговорота и инструмент священного перерожденья, – торжественно молвила она. – Врата в потусторонний мир – тоже я, – добавила старуха, кокетливо подмигнув.

– И ты… ты приходишь ко всему живому?

– Нет, только к людям. Животные меня не интересуют.

– Ты некий дух, да?

– Я выше духа, как вы, люди, понимаете духов. Я так тебе скажу… – Она немного задумалась, чуть склонив голову влево. – Я не только персонаж. Я больше функция, но со своим лицом. Ну, наконец вкурил?

– Вкурил? – удивленно откликнулся я. Жаргона от бабки я не ожидал.

– Чего, чего-то неправильно сказала? – озабоченно поинтересовалась она. – Вкурил, еще въехал говорят. Эт я точно знаю!

– Да нет, просто странно. Значит, ты, получается, всех людей на свете на тот свет отправляешь?

– Смело же ты со Смертью на ты переходишь! – ехидно протянула она.

– Вы, извините, – тут же поправился я.

– Да ничего, можно и на ты. Я тебя настолько старше, что это уже все равно… Смерть дарить смертным – да, главная моя забота. А кроме нее, еще и остальные.

– И какие еще? – спросил я, когда она замолчала, взяв паузу, словно о чем-то задумавшись.

– Да будто сам не знаешь? Я, голубчик, сея смерть, на живых влияю. Вспомни хотя бы похороны дяди. Ну, ту историю с органом. Как много тогда рядом со смертью-то произошло у этих двух, а?

– Да, согласен. Немало…

– А что с тобой сегодня в магазине приключилось? Забыл уже? Да не только с тобою, а с вами тремя.

– Я думал об этом, вы правы.

– Так вроде ж на «ты» перешли?

– Нет, я уж лучше «вы» говорить буду.

– Ну, как знаешь. Так что мясник был прав, но только отчасти. Он ведь сказал тебе… что?

– Что смерть делает хороших людей лучше.

– А дурных – хуже. Бывает, что совсем наоборот. Дурного человека могу облагородить, забрав его родных. Вот так…