Книга Последний мятеж - Сергей Щепетов

Прозвучала новая команда, участницы стали стягиваться в центр и группироваться вокруг бадьи и старухи-начальницы. Далее последовала процедура обрызгивания всех вокруг водой при помощи пучка травы, похожего на веник. Все это опять сопровождалось завываниями, изгибаниями и прыжками.

Культмассовое мероприятие продолжалось уже часа два, и Николаю все это стало надоедать: одно дело, когда девушки выступают на сцене и знают, что на них смотрят мужчины, которых они должны… гм… очаровать. И совсем другое дело, когда на них никто посторонний не смотрит и они занимаются каким-то своим важным и нелегким трудом. Кроме того, становилось откровенно жарко, хотелось есть, пить, помочиться и… надеть рубаху, а то ведь можно и обгореть с непривычки. Нужно было как-то уйти – незаметно и тихо.

Участницы представления уже явно утомились, но заканчивать, похоже, не собирались. Следующим действием было катание по земле, сопровождающееся стонами и вскриками. Николай даже не сразу сообразил, что они имитируют половой акт с воображаемыми партнерами: «Как-то это уж совсем неэстетично, – поморщился он. – Может быть, они просто еще не пробовали по-настоящему? Хотя, кто их тут знает…»

В голову почему-то стали лезть клочки полузабытых сведений о женских обрядах, связанных с земледелием. Кажется, для случайных свидетелей противоположного пола это добром никогда не кончалось – надо сматываться от греха…

Николай начал потихоньку пятиться, стараясь не цепляться за ветки и скорбя о собственной безалаберности, – не удосужился заранее присмотреть путей отступления. Он уже благополучно продвинулся метра на два, перестал видеть поляну за ветками, собрался облегченно вздохнуть и вытереть пот, как случилась катастрофа. То, что на ощупь показалось ему камнем под подошвой ботинка, оказалось довольно толстой сухой веткой. Звук получился отчетливый и громкий – позор тебе, Коля!

Он замер на пару секунд в отчаянной надежде, что, может быть, все-таки обойдется? Не обошлось: с поляны послышался визг девушек и вопли старухи. Николай как-то вдруг резко вспомнил о практике женских сексуальных нападений у первобытных народов, из которой некоторые ученые выводят возникновение экзогамии в каменном веке. Он это вспомнил и рванул со всех ног, не разбирая дороги, – кажется, в таких случаях самца в живых не оставляют…

«Ч-черт, ну почему же мне приходится столько бегать! Так и спортсменом можно заделаться…»

Николай бежал примерно по горизонтали, смутно понимая, что двигаться вверх нельзя, а вниз нежелательно. Впрочем, надолго его не хватило: через пару сотен метров ноги налились тяжестью, а носок в правом ботинке сбился и стал жутко тереть ногу. Погоня была уже рядом – его, похоже, брали в кольцо. Николай захромал, заметался от куста к кусту… Немелодичные вопли раздались совсем близко, кто-то метнулся ему наперерез, и множество рук вцепилось в штаны, в рубаху, в волосы на затылке. Он потерял равновесие, упал и тут же оказался погребен под грудой скользких женских тел.

Ничего романтичного-эротичного в этом не было совершенно: от девиц резко пахло потом, они были безоружны, но злы и вертки как кошки. Каждая из них, конечно, значительно легче и слабее Николая, но их было много, и эта возня, наверное, со стороны была похожа на сцену из мультфильма про Маугли, где медведь Балу воюет с бандерлогами. Николай, со своей заторможенной реакцией, еще не начал драться всерьез – он просто хотел вырваться, но у него не получалось. Несколько раз он вставал на ноги, но его опять валили. Почему-то туземки упорно пытались ухватить и «зафиксировать» его голову. В какой-то момент им это удалось, и Николай понял-таки зачем, но было поздно: тихий хлопок и облачко белой пыльцы в лицо. Николай зажмурился, замотал головой – опять хлопок под самым носом и новое облачко. Он попытался задержать дыхание, но не смог и вдохнул эту дрянь. В носу защипало, захотелось чихнуть. Он так и не чихнул, но его почему-то отпустили. Николай сбросил с себя чужие скользкие тела, вскочил и кинулся в просвет между кустами. Только через несколько шагов кусты, да и весь пейзаж, поехали куда-то в сторону, а трава под ногами двинулась навстречу…

Теперь они стояли и, хищно раздувая ноздри, смотрели на него сверху вниз, а он сидел на земле и не убегал. И главное, никак не мог понять: он не может или не хочет? Ему отказал мозг или тело?

Наверное, на какое-то время Николай выпал из реальности, потому что когда он в нее вернулся, то обнаружил, что на плечах у него лежит палка, на манер коромысла, и руки к ней чем-то привязаны.

«Ну почему, почему уже второй раз меня так глупо вяжут?! Бабы, дурман… Ну, не-ет, больше я на эти грабли наступать не буду! Не буду… если пребуду… Чего они? Руки вот связали… Зато сразу не убили… А старая что бормочет?»

Власть над собственным телом не вернулась, но в мозгах слегка прояснилось. Что он и где? А все там же – на краю поляны. Вот тут он, кажется, и стоял. Старуха сидит на корточках, тычет в землю пальцем и что-то объясняет стоящим вокруг девушкам. Кажется, он даже понимает слова, только в смысл не врубается. Что там такое?

Николай кое-как придвинулся ближе и попытался сфокусировать зрение на том, что показывает старуха. «Надо же, как интересно: засохшая трава смята, и отчетливо виден рубчатый след моего ботинка. Только теперь из этого следа торчат какие-то шипы и палочки. Это что же, контагиозная магия?! Но ведь это же чушь собачья! Чушь? Какой там след-то? Правый? А ведь как раз правая-то нога меня и подвела – носок сбился в ботинке. Сколько уже было приключений, и ничего, а тут – на тебе! Вот и верь теперь умным книжкам…»

Наверное, это интеллектуальное усилие его истощило – Николай опять «поплыл». Во всяком случае, память его дальше работала урывками. Его куда-то вели, чем-то окуривали, чем-то, кажется, мазали. Потом было массовое купание в какой-то мутной воде, кишащие и вопящие голые тела вокруг, потом было что-то еще и еще…

…А сейчас он лежит в какой-то хибаре, похожей на шалаш из веток и листьев. Поскольку передняя стена отсутствует, видно, что на улице ночь и, наверное, светит луна. Жарко и душно, хочется пить, поташнивает, болит голова, по потному телу ползают какие-то насекомые, и давно пора освободить мочевой пузырь. Руки свободны, рубашки нет, но штаны на месте. Оба ботинка стоят рядом, только почему-то в одном из них нет шнурка. «А что они сделали с моей головой? – пощупал Николай затылок. – Ага: сзади срезан здоровенный клок волос. Ладно, хорошо хоть скальп не сняли… Интересно, это им зачем? А-а, вспомнил! Это старуха срезала и сказала, что можно развязать, – теперь, дескать, никуда не денется! Сейчас, ждите… Сматываться надо: может, они меня завтра сварят и съедят! Интересно, а охрана есть?»

Скрипя суставами, Николай сел, вытянул оставшийся шнурок из ботинка и разорвал его пополам. Он взгрустнул о носках, которые давно надо бы постирать, обулся, зашнуровал ботинки и выполз на четвереньках под ночное небо. Луна была почти полной и очень яркой. Пахло остывшим дымом, отбросами и еще черт-те чем. Никаких охранников поблизости не наблюдалось. «И что дальше? Сматываться – это куда? Наверх, в гору, конечно?»

Собственно говоря, большого выбора не было: хижина, из которой он выполз, оказалась одной из полутора десятков, расположенных вокруг пустого пространства, в центре которого торчало раскоряченное дерево. Рядом с ним большое кострище, обложенное камнями. Это – то, что видно, а что там, в зарослях за домами, совершенно непонятно, хотя где тут река, а где гора, сообразить можно.