Книга Океаны Айдена - Михаил Ахманов

Дельфин? Такие создания ему не встречались — ни в Ксидумене, во время плавания в Хайру, ни в Великом Зеленом Потоке. В Ксидумене водились саху, неприятные твари, напоминавшие земных акул, они сопровождали имперский флот, пожирая все отбросы. Что ж, если в водах Айдена есть акулы, решил Одинцов, почему бы не быть и дельфинам? Странно, что он не встречал их раньше…

Морское создание тянулось к нему, словно собака к хозяину, и он отложил оружие. Раскрыв пасть, дельфин опять проверещал:

— Э-ллл-ссс… Э-ллл-ссс?

Интонация была явно вопросительной, если считать этот свист речью. Одинцов опустил руку и похлопал существо по выпуклому лбу.

— Э-ллл-ссс, — произнес он в свой черед, желая поддержать знакомство, и вдруг замер. Э-ллл-ссс? Эльс? Эта тварь пыталась назвать его по имени, или то был случайный звук?

В следующий момент его недоумение рассеялось.

— Ищ-щу, — внятно произнес дельфин, — ищ-щу Э-ллл-ссс.

Он умел говорить! Теперь Одинцов видел, что его новый приятель отличался от земных дельфинов. Костяной гребень на его спине был тонок, как лезвие ножа, и, видимо, служил оружием, грудные плавники — вернее, ласты — оказались необычайно длинными, с подвижной узорной бахромой на концах, между острыми зубами дрожал длинный плоский язык, мокрая кожа была теплой и приятной на ощупь. А главное, этот морской житель умел говорить! И назвал его Эльсом! Не Аррахом, не Рахи — Эльсом! Он помнил слова целителя Артока бар Занкора: доверяй тому, кто знает твое хайритской имя. Он был готов довериться этой симпатичной бесхитростной твари, причем с гораздо большей охотой, чем людям.

— Ты — Э-лл-сс, — довольно произнесло существо, уже не так сильно растягивая звуки. — Наш-шел!

Ринувшись в сторону, дельфин в восторге перекувырнулся в воде, затем одним мощным гребком хвоста догнал флаер. Одинцов решил знакомиться всерьез. Прицепив к поясу страховочный конец, он сел на порог кабины и свесил ноги наружу — так, что они оказались по щиколотки в воде. Дельфин, пошевеливая ластами и хвостом, приподнял переднюю часть тела и положил на колени путника свою огромную голову. Собственно, на коленях поместилось не больше половины, и вытянутая пасть со страшными зубами уперлась Одинцову в живот.

— Я — Эльс, — сказал он, стараясь говорить медленно и раздельно. — Ты — меня — нашел. Молодец! Хороший паренек! Ты — кто?

— Наш-шел! Перр-вый! — сообщил дельфин.

— Ты — кто? — терпеливо произнес Одинцов.

— Заа-аа-заа-ассс, — просвистело существо. Такое не повторить, понял Одинцов.

— Засс? — предложил он.

— Засс, — согласился дельфин.

— Кто — послал?

— Лю-ди.

Ясный и четкий ответ. Не приходилось сомневаться, о каких людях идет речь, Одинцов уже заметил плоский серебристый диск, закрепленный у основания спинного гребня. Южане! Наконец-то!

— Зачем? — спросил он, почти не надеясь получить ответ, но его новый приятель разразился целой речью:

— Бур-ря! Лю-ди — страх. Э-лл-сс по-гиб? Хо-теть знать. Посс-лать ме-ня… посс-лать дру-гих. Засс наш-шел. Перр-вый! Я — Засс! Заа-аа-заа-ассс!

— Хороший ты парень! — Одинцов снова погладил его лоб и вытянутые челюсти.

— Засс — хорр-ро-шо, бу-ря — плох-хо, — сообщил дельфин. — Лю-ди — доб-ро, бу-ря — зло!

Философ, подумалось Одинцову. Но как бы то ни было, это морское диво являлось не просто дрессированной говорящей тварью — Засс понимал, что есть добро и что — зло.

И люди, по его мнению, проходили по первому разряду.

* * *

Одинцова подобрали в тот же день, ближе к вечеру, когда он успел наговориться с Зассом и скормить ему почти всю свою рыбу.

Небеса еще сияли послеполуденным светом, и белые пушистые облака плыли на восход солнца, будто желая проводить флаер к берегам, до которых оставалась еще не одна сотня километров. Внезапно дельфин, круживший у суденышка на страже, разразился пронзительным свистом, и Одинцов, подняв голову, увидел среди облаков сверкающую точку. Она быстро росла, превращаясь в серебристый аппарат, плоский, вытянутый, бескрылый, чуть сужавшийся к корме. Эта изящная машина описала пару кругов над флаером и ринулась вниз. Ни шума двигателей, ни скрежета выдвигаемых шасси — словно парящий лист, аппарат плавно скользнул к воде и лег прямо на днище рядом с маленьким суденышком, обдав Одинцова потоком теплого воздуха.

Он был огромен — в длину, пожалуй, не уступал авианосцу, да и в ширину тоже, высокий борт круглился над волнами, поднимаясь выше пятиэтажного дома. Часть обшивки у самой воды отъехала в сторону, и взгляду Одинцова открылось обширное помещение, напоминавшее грузовой трюм. Его встречали трое: темноглазый, смуглый и тощий мужчина лет пятидесяти и два парня, так похожих на хайритов, что он вздрогнул от неожиданности. Все в светло-кремовых комбинезонах и высоких башмаках — видно, в облачении авиаторов.

С минуту они глядели на Одинцова, а он взирал на них.

— Аррах Эльс бар Ригон? — наконец произнес старший на ксамитском. — Приветствую вас с радостью и от всего сердца. Я Залар, и я буду говорить с вами. Эти двое — Омтаг Дасан, капитан корабля, и Хрон Клевас, его помощник. Они займутся вашей летающей лодкой.

Вас, с вами, вашей, отметил Одинцов. В ксамитском, как и в прочих языках северной варварской части планеты, местоимение «вы» всегда относилось к двум и более лицам, даже к императору Айдена обращались «на ты», в единственном числе, подчеркивая трепет и уважительность подходящими словами — великий, могучий, пресветлый… Видимо, на юге использовали иные формы вежливости, принятые в цивилизованном обществе.

— Говоришь по-хайритски? — спросил Одинцов, предпочитавший в этом мире наречие своих северных собратьев. Залар покачал головой. — Ладно, ксамитский тоже годится.

— Проблема невелика, — заметил смуглый. — Я включу памятные ленты, и вы ознакомитесь с нашим языком. Очень быстро, Эльс. Ленты — это что-то вроде магии, но не бойтесь, она вам не повредит.

— Не считай меня глупее, чем я есть, южанин. Я не верю в колдовство и магию, — резко оборвал его Одинцов. — Лучше скажи, зачем вы здесь? И что вам нужно от меня?

— Как — что? — Переглянувшись с Омтагом и Хроном, Залар недоуменно уставился на странника. — Ведь вы, юноша, сын Асруда из Тагры? И вы терпите бедствие в океане, не умея управлять воздушной лодкой… Или я ошибаюсь?

Одинцов чертыхнулся про себя. За последний месяц он вышел из образа, став тем, кем был на самом деле — уроженцем Земли, человеком двадцатого столетия, не верящим ни в магию, ни в дьявола, ни в бога. Но этот тощий южанин, что так удивленно глядел на него, видел лишь молодого имперского нобиля, наивного невежду, варвара, сумевшего случайно поднять в воздух флаер из тайника старого Асруда и долететь на нем до экватора. Одинцов предпочитал, чтобы его собеседник и впредь оставался при этом заблуждении.