Книга Царьград. Страж империи - Андрей Посняков

Протопроедр молча кивнул.

– Вот это и будет аттрактор, – игнорировав скептическую ухмылку Иннокентия, заявил Игорь. – Режим, к которому тяготеет система. Иными словами – могучая Византия, такая, какой она была в раннее средневековье, ни при каких условиях не возникнет – просто нет этих условий, при всей нелинейности и случайности. Однако это вовсе не значит, что Константинополь обречен пасть под ударами турок. Вовсе не обязательно – тут возможны вмешательства как внешних, так и внутренних факторов – в точке бифуркации играет роль даже, казалось бы, самая малая случайность. Город вполне может и уцелеть, пусть даже и не в качестве столицы могучей державы, но и не в виде исламского Стамбула. Скажем, в составе Генуэзского государства, или – той же Венгрии, Польши…

– Габсбурги еще были, – скрывая волнение, подсказал Алексей.

Игорь кивнул:

– Да, и Габсбурги.

– А еще, может быть – порто франко.

– Вольный город? Ну, это вряд ли… Может быть, позже, веке в восемнадцатом… ближе к концу. А потом – вполне вероятно, Константинополь мог бы стать столицей русской эмиграции, вместо того же Парижа. Единоверцы все-таки.

– Угу, – Алексей кивнул уже куда веселее. – А столицей османов была бы хоть та же Анкара. Изначально! Такая вот бифуркация.

Все засмеялись, и профессор тоже. Накатили по новой, выпили, и – уже теперь все – улеглись спать. Протопроедр – под навесом, в лапнике, а ученые туристы – в палатке, расставленной еще затемно, да и что там было расставлять-то? Натянуть тент на дуги – всего-то делов…

Они простились утром, попив чайку, ученые отправились дальше, а Алексей остался на берегу, у костерка, теперь – куда уже более веселым, нежели раньше. Точка бифуркации, аттрактор, нелинейные системы… Вот оно как, оказывается! А то думалось – сказка, колдовство… Никакое не колдовство… Наука!

Немного посидев у костра, беглец спустился к реке и закинул удочку. Оранжево-желтое, почти по-летнему яркое солнце вставало за деревьями, за дальним лесом, отражаясь в воде зыбкой мерцающей полосою. Поднимался ветер, несильный, но какой-то неожиданно промозглый, зябкий – Алексей поежился и сплюнул: рыба что-то никак не желала ловиться. То ли погода менялась, то ли рыбак был неважный, а, скорее, и то и другое сразу.

Постояв с полчасика, молодой человек махнул рукой и, с тревогой посмотрев небо – осень осенью, а все ж не хотелось бы дождя – решился пройтись до ближайшего магазина: подкупить хлеба и, если удастся, сторговать у кого-нибудь в деревне картошки – для той же ушицы. Да и дичь запечь… Дичь!

Подумав, Алексей прихватил с собой лук и стрелы – пора было уже испытать придумку, не рябчика подстрелить, так хотя бы утку! Запечь с яблоками или гречневой кашей… кстати – в таком разе хорошо бы достать и яблок, и немного гречки.

В более-менее крупные населенные пункты – ту же Касимовку – протопроедр, рассудив здраво, решил не идти – ну его к ляду там без нужды светиться. Мелкие деревушки тоже не совсем подходили – по причине отсутствия торговых точек, оставалось… оставалось одно Чернохватово, небольшое село рядом со старой фермой. Еще этим летом… да-да, именно что этим… там работал маленький частный магазинчик, торгующий всем подряд – от водки до резиновых тапочек-шлепок. Ну, тапочки путнику были вроде бы не нужны, а водку в одиночестве пить не хотелось, да и денег – тех, что заработал у дачницы – оставалось в обрез – на хлеб, да вот на гречку.

Дорогу к ферме Алексей примерно знал, да и так не заплутал бы – вдоль всей реки вилась рыбацкая тропка, выводившая аккурат на большак, с которого как раз и были хорошо видны заброшенные приземистые здания, наполовину растасканные на кирпичи, а уж за ними, чуть в отдалении, маячили серые крыши села с когда-то разломанной, а ныне – вновь отстроенной церковью Покрова Божьей Матери.

Ветер усилился, натащил на все небо сизые холодные тучи, даже стал накрапывать дождик, правда, недолго, когда путник, припрятав лук и стрелы в придорожных кустах, подходил к околице, дождик уже кончался, а в разрывах туч приветливо сверкали голубые лепестки неба.

Из крайней избы, вросшей в землю, казалось, по самые окна, вдруг вышла сгорбленная старушка в зеленом цветастом платке и ватнике. Поежилась, взглянула на небо и, перекрестившись на макушку видневшейся за высокими кустами церкви, схватила в руки увесистый колун, с размаху хватанув им большую сучковатую чурку.

– Помочь, бабушка? – подойдя ближе, поинтересовался беглец.

Старушка с готовностью обернулась:

– А и помоги, милый. Чай, из города будешь?

– Оттуда!

Алексей ухватил колун, размахнулся…

– Эх! Привыкли руки к топорам… Хэк!

Чурка разлетелась надвое, словно человеческая голова под саблею янычара… Нет, не так! – словно голова янычара под мечом акрита! Да, так куда лучше… Хэк!

– И ловок же ты колоть! – умилилась бабуся. – Не скажешь, что и городской.

– Корни-то из деревни, бабуля!

– Оно и видно. Молочка не хочешь ли?

– Не откажусь.

Расколов чурку, протопроедр аккуратно прислонил колун к завалинке, поросшей пожухлой осенней травою.

– Ну ты тут посиди, а я вынесу. Изба-то у меня для тебя маловата. Тебя как звать-то?

– Алексей.

– Алексий, значит… А я – Пелагея. Пелагея Ивановна.

Старушка скрылась в избе и, немного погодя, вышла, неся в руках глиняную крынку:

– Пей, Алексий. На здоровьице. На вот и хлебца – сама напекла.

Протопроедр с удовольствием выпил холодного – зубы сводило – молока с горбушкою хорошо пропеченного хрустящего ржаного хлеба. Потянулся:

– Может, чего еще помочь, Пелагея Ивановна?

– Да у тебя, чай, и свои дела есть. Ты чего пришел-то, Алексий? Небось, в магазин? Так зря – водки там нету. Третьего дня артельщики на тракторе приезжали – всю водку и выпили, а за новой Василиса еще не ездила.

– Василиса – это хозяйка магазина? – поднимаясь с завалинки, уточнил молодой человек.

Старушка кивнула:

– Она.

И тут же похвасталась:

– Племянницей мне приходится.

«А кроме племянницы, наверное, никого и нету, – почему-то подумал Алексей. – Иначе б дрова сама не колола».

– Одна я живу. – Бабуля словно подслушала мысли. – Муж, Федор, погиб еще в финскую, сына два было… тоже Господь прибрал, а внуков не дал… Вот одна и доживаю…

Муж в финскую погиб… Это ж сколько бабушке лет-то? Лет девяносто, уж никак не меньше. А ничего выглядит – дрова, вон, сама колет.

– Спасибо, Пелагея Ивановна, за молочко, – поблагодарил он.

– Ништо. Тебе спасибо. Помог вот… Рыбы-то наловил?

Алексей развел руками:

– Ловлю вот. Да и дичь промышляю – есть тут на озерах утки-то?