Книга Священный огонь - Брюс Стерлинг

Эмиль был ошеломлен. Нависло гнетущее молчание. Эмиль осторожно, медленно передвинулся к краю кровати.

— Ты шутишь?

— Нет, я не шучу. Мне девяносто четыре или девяносто пять лет, что-то в таком духе, и в некотором роде моя судьба сходна с твоей. Я стала другой, и это было серьезное испытание. Все случилось несколько месяцев назад. Я стала такой, как сейчас, меня словно на куски разрубили, словно я очутилась в другом мире.

— Значит, ты не изменила мне?

— Нет, Эмиль, нет, это твои домыслы, они ничего общего не имеют с тем, что есть на самом деле. Я говорю тебе правду. Постарайся понять, в конце концов.

— Ты сказала, что тебе сто лет. Хотя на вид около двадцати.

— Да.

— Ну что же, ты не старая женщина. Я знал старух. У меня даже были любовницы-старухи. Ты можешь быть кем угодно, моя дорогая, но только не старухой. — Он вздохнул. — Ты что-то приняла. И переутомилась.

— Единственная вещь, от которой я переутомилась, — это неотеломерическая диссипативная клеточная детоксификация, и, поверь мне, в сравнении с безвредными растворами, которые пьете вы, ребятки, она — настоящая отрава.

— Ты утверждаешь, будто ты геронтократка. Почему же ты тогда не устроилась в своем пентхаусе, увешенная датчиками?

— Потому что я бросила их и бежала, вот почему. Я подписала все документы — согласилась на самый передовой способ лечения, а потом нарушила каждый из пунктов. Я тайком улетела на самолете в Европу. Смылась от возможного ареста. Я — иностранка на нелегальном положении, я сбежала от исследовательской программы. Когда-нибудь они поймают меня, Эмиль. Сама не знаю, почему я это сделала. Я не знаю, что со мной будет дальше. — Она горько зарыдала.

Он немного помолчал, а потом спросил подозрительным дрожащим голосом:

— Почему ты мне об этом говоришь?

Она захлебывалась слезами и в тоске и отчаянии не могла произнести ни слова.

Он подождал еще немного, и его тон опять изменился. Потрясенный, он задумчиво спросил:

— Ну и как мне теперь с тобой поступить?

Она громко всхлипнула.

— Полагаю, я тебя понял, — заключил наконец Эмиль. — Ты и правда какое-то чудовище, разве не так? Ты вроде маленького вампира. Ты мной питаешься! Поглощаешь мою жизнь и молодость. Ты похожа на маленькую ведьму из книжек. На ожившего мертвеца… на дьяволицу… на кошмар!

— Перестань! Замолчи! Не продолжай! Я покончу с собой!

— Нечто подобное могло произойти только в Праге, — медленно, с заметным удовольствием заявил Эмиль. — Только здесь, в Золотом городе! В городе алхимиков! Ты сейчас рассказала мне очень, очень странную историю. Такую странную, что ее даже трудно придумать. Да и слышать ее было странно. И опять-таки странно, но я начал гордиться тем, что я чех.

Она вытерла краем простыни свои мокрые от слез глаза:

— Ну, и что это значит?

— Я жертва этой сказки, не так ли? Я священная жертва. Я игрушка сексуального Голема[5]. Но что самое забавное… самое забавное и мистическое… Это так загадочно, странно и эротично.

Она взглянула на него.

— Мне просто понравились твои руки.

— Это уж слишком. — Эмиль поправил подушку. — А теперь перестань плакать. Прошу тебя, не плачь. — Он наклонился и обхватил руками свою волосатую грудь. — Я не скажу ни единой душе. Можешь не беспокоиться, твои ужасные секреты останутся со мной. Да мне бы и так никто не поверил.

Его доброта настолько ошеломила Майю, что она забыла о своем отчаянии.

— Ты не думаешь, что я должна покончить с собой? — чуть слышно спросила она.

— Боже мой, женщина, зачем? Какой в этом смысл? С тобой все в порядке. Ты не преступница, ты просто немного перехитрила геронтократов с их лабораторными крысами. Что они могут с тобой сделать — снова превратить в старуху? Чтобы ты сморщилась при свете дня, как лежалое яблоко? Они этого не сделают. Они считают, что правят миром, но они все обречены, эта банда больных столетних старцев с их нелепыми технологиями… Они кромсают и склеивают человеческое тело, не имея ни малейшего понятия о силе воображения… И еще они прислали мне тебя! Тебя! Словно маленького розового краба на берегу, только что вылупившегося из раковины.

— Я не маленький краб на берегу. И я не кошмар! — Она с трудом перевела дыхание. — Я вне закона.

Он расхохотался.

— Да, я вне закона. Я пыталась сделать вид, будто я кто-то еще, на самом деле кто-то еще, и потому не могла определить, чего же я хочу. Но я лгала самой себе, потому что я по-прежнему Миа, я всегда была Миа и осталась ею. А их я ненавижу! Они не хотят, чтобы я жила. Они лишь хотят, чтобы я существовала, и моя жизнь тянулась и тянулась, совсем как у них! Я сейчас могла бы одеться, выйти на улицу и позвонить в лабораторию в Заливе. Я сказала бы им: «Привет всем в Калифорнии. Это я, Зиеманн, у меня возникла отрицательная реакция на лечебные препараты. Я в Европе, я ненадолго сошла с ума, пожалуйста, верните меня назад, увешайте меня вашими приборами. А сейчас со мной все в порядке. Со мной действительно все хорошо». И они это сделают. Они отправят сюда самолет, а быть может, и корреспондента, и опять меня прооперируют, положат мне на лоб холодное полотенце. Они так глупы! Да чтоб они все сдохли! Я никогда не вернусь к прежней жизни. Пусть меня лучше убьют! Пусть я выброшусь из окна. — Она затряслась в рыданиях.

Эмиль взял ее за руку и долго ничего не говорил. Наконец встал и дал ей стакан воды. Она жадно выпила и вытерла глаза.

— Это ты и хотела мне сказать?

— Да.

— И это все?

— Да, все.

— Ты уже рассказывала это мне раньше?

— Нет, Эмиль, никогда. Я никогда не говорила ни тебе, ни кому-либо другому. Ты услышал первым, поверь мне.

— Ты это расскажешь мне еще раз?

Она сделала паузу, задумалась.

— Считаешь, что можешь это запомнить?

— Я не знаю. Я мог бы запомнить. Но часто не запоминаю вещи, которые мне говорят поздно ночью. Я забывал рассказы других женщин, но у нас с тобой слишком глубокая связь. У тебя и меня. Я полагаю… Я полагаю, что мы должны были встретиться, это судьба.

— Ладно… Может быть… Нет… Нет, я не могу в это поверить, Эмиль. Я не религиозна, не суеверна, я даже не увлекаюсь мистикой. Я просто постчеловек. Я постчеловек и сделала моральный выбор, вышла за отведенные мне рамки. Я сделала этот выбор сознательно, с открытыми глазами, и теперь мне надо научиться выживать в этом моем личном кошмаре.