Книга Царство Небесное - Елена Хаецкая

А справа стояла смерть. Ги в своем сне сразу узнал ее. И еще он понял, что она всегда находилась рядом с королем, и король хорошо знал о ее присутствии. Более того — о постоянной близости королевской смерти догадывался и сам Ги, хотя раньше он не понимал, что именно он чувствует в Иерусалиме.

Смерть наклонилась над Болдуином и поцеловала его в губы, а затем тихонько вышла, и на ее смутно очерченном, тающем в дымке сновидения лице играла таинственная улыбка — как у женщины, которая только что сменила возлюбленного.

Ги встал, пробрался в детские комнаты, где спали его дочери — Мария и Алиса. Два могучих младенца, разметавшись во сне, обнимались на широкой кровати. Одеяла, скомканные, побежденные в неравной битве, валялись у их ног. Мария обхватила Алису крепкой рукой — у этой девочки широкая ладонь, совсем не девичья, унаследованная от деда Гуго Лузиньяна. Алиса пристроила голову на плечо сестры. Алиса совсем крошка по сравнению с ней и все равно выглядит крепкой. И разговаривает басом, чем огорчает мать и очень смешит отца.

Две сказочные принцессы, две богатырши, любая из которых с мечом в руке сумеет отстоять Королевство.

Ги опустился на колени возле их кровати, сложил руки и стал молиться. Он хотел просить Пресвятую Деву спасти и оградить его детей от несчастливой участи и от греха, но не смог вымолвить ни слова. Ни одна мысль не шла ему на ум; одно только чувство горячей благодарности переполняло его, и он до самой глубины души ощущал себя счастливым.

Потом он встал и начал собирать одежду.

Сибилла проснулась от его отсутствия и босиком вышла к мужу.

— Чем это вы заняты? — спросила она шепотом. — Решили сбежать от меня?

— Ваш брат умер, — сказал Ги так уверенно, словно ему только что доложили об этом.

— Откуда вы знаете?

— Мне это приснилось.

Сибилла внимательно всмотрелась в лицо мужа, едва различимое в полумраке.

— Что вы хотите делать, мой господин?

— Я хочу поехать в Иерусалим, — сказал Ги. И добавил: — Простите меня.

— Граф Раймон — регент при новом короле, — прошептала Сибилла. — При моем мальчике.

— Вы теперь королева-мать, — сказал Ги, целуя ее в щеку.

Она высвободилась, тряхнула волосами.

— Для чего вы хотите ехать в Иерусалим? — спросила она. — Нового короля уже короновали, и сделали это без нас. Граф Раймон ненавидит вас. Он пытался вас убить и попытается сделать это снова.

— Я должен проводить вашего брата, — сказал Ги. — Видит Бог, я любил его. Для чего он приснился мне мертвым? Не приглашает ли он меня на свое погребение? Не желает ли помириться со мной после смерти?

— Мой брат и без примирения с нами был великим королем, — сердито сказала Сибилла. — Для чего вам ехать? Останьтесь!

Ги поцеловал жену в нос.

— Никому даже в голову не придет искать меня в Иерусалиме, госпожа моя. Не стоит печалиться и опасаться. Лучше помогите мне надеть кольчугу.

В простом платье, с грязными волосами, со старым мечом за спиной, Ги де Лузиньян приехал в Иерусалим в день погребения короля Болдуина. Шел дождь, улицы были полны народу. Бойко шла торговля съестным, и Ги купил и сжевал на ходу приторный пирог — просто для того, чтобы ощутить себя как можно более живым.

Ги сразу понял, что в самый Храм на погребение ему не пробиться: весь двор был полон знатных сеньоров, и для того, чтобы пройти сквозь их толпу, сеньору Ги потребовалось бы назвать свое имя. А этого делать не следовало.

И потому он кружил по улочкам вокруг Храма и все выискивал для себя лазейку. Следовало найти тамплиеров, которые всегда поддерживали его; они могли бы дать ему белый плащ с красным крестом и провести внутрь.

Но тут кто-то крепко схватил его за руку, и жаркий голос прошептал прямо в ухо Лузиньяну:

— Сеньор Ги! Ах, пресвятая Чаша, ну вот я вас и нашел!

Ги дернул руку и чуть отстранился. Перед ним стоял, приплясывая на месте, Гвибер — постаревший, серый и истасканный, но все с той же напряженной улыбкой и тревожными глазами.

— Я рад тебя видеть, Гвибер, — сказал Ги.

— Вы помните мое имя, сеньор Ги? — удивился Гвибер. — Ну, вот так радость для дурака! Вы закапывались в песок, сеньор Ги? Вам доводилось закапываться в песок?

— Нет, — сказал Ги вполне серьезно. — Скажи, Гвибер, ты можешь провести меня в Храм?

— В Храм? Для чего же вам это понадобилось? — Гвибер задумался. Брови задергались на его лбу, белое пигментное пятно на щеке вдруг покраснело, и Гвибер поскреб его ногтями. — Вы ведь помните, что это не проказа, мой господин? Просто пятно. Оно у меня с рождения. А вот проказа была у короля. Она его и убила… А! — Он вдруг перестал кривляться и посмотрел на Ги вполне осмысленно. — Вы хотели проститься с королем?

— Да, — сказал Ги просто.

— Я бы тоже этого хотел… Но я знаю способ.

— Я и не сомневался в том, что ты знаешь способ, — сказал Ги.

— Идем.

Гвибер снова схватил его за руку и потащил за собой. По дороге он несколько раз подбегал к разным людям и что-то шептал им на ухо; те морщились, отворачивались, но в конце концов кивали и провожали Гвибера и его спутника.

Внутри Храма они остановились. Там было очень душно. Горели тысячи свечей. Где-то очень далеко, впереди, находился гроб с телом короля. А все пространство между гробом и входом было занято людьми — прекрасными сеньорами в прекрасных одеждах. Возле самого гроба, недосягаемо далеко, находился мальчик-король, сын Сибиллы, но Ги не мог видеть его с того места, где находился.

Исключительно ловко ввинчиваясь в толпу, Гвибер пробирался все ближе к телу покойного короля, и Ги — вместе со своим спутником. Чтобы их не разлучили, Ги обхватил Гвибера за талию обеими руками. Лишь прикоснувшись к Гвиберу, Ги вдруг понял, что тот уже не молод. Определить возраст Гвибера по его лицу было невозможно, и руки у него оставались крепкими. Прожитые годы таились у Гвибера в утробе — в утробе, которая долго голодала, сносила жестокие побои и много раз сжималась от смертного страха.

Неожиданно Ги увидел своего брата Эмерика. Коннетабль стоял возле маленького короля — по-прежнему закрытого спинами придворных. Присутствовала и супруга коннетабля, но Эмерик смотрел не на нее, а на младшую сестру умершего, на Изабеллу.

Изабелла прибыла с мужем. Онфруа, и без того белесый, в белой одежде сделался совершенно бесплотным, точно облупленная фреска. Изабелла, девочка в уборе взрослой женщины, большеглазая, большеротая, простодушно плакала. Эти муж и жена, двое обвенчанных подростков, в окружении сеньоров — немолодых, крепких, уверенных в себе и в земле, на которой они стоят, — выглядели совершенно беззащитными. Как будто любой из присутствующих здесь мог по собственному желанию переломить их и раскрошить между пальцами.