Книга Тварь 1. Графские развалины - Виктор Точинов

Дневник Пинегина принадлежал к другому роду. Записи он вел исключительно для себя. Причем, по всему судя, даже не рассчитывал с умилением перечитывать в старости. Понятные только автору сокращения и ссылки на только ему известных людей и события; отдельно написанные ключевые слова – явно для того, чтобы не забыть какую-то важную для писавшего мысль… Многое густо зачеркнуто – пункты в списках каких-то не то вещей, не то запланированных дел… Плюс ко всему Валя обладал трудночитаемым почерком. Но некоторые – самые важные? – слова Пинегин писал крупными печатными буквами. И порой обводил в рамочку. На исчерканных и покрытых затейливой вязью страницах они сразу бросались в глаза.

Сомнения Кравцова: стоит ли читать сей, возможно интимный, документ? – рассеялись быстро. При беглом просматривании на четвертой или пятой странице он зацепился взглядом за пресловутую рамочку – от края страницы до края. В ней тщательно было выписано:

ОПЯТЬ СНОВИДЕНИЯ!!!!!!!!!!!!

Длинная цепочка жирных – кружок и заштрихованный овал над ним – восклицательных знаков завершала фразу.

Кравцов заподозрил, что речь идет отнюдь не об эротических снах скучающего в одиночестве студента. О снах-кошмарах. Но ничего похожего на описание пресловутых сновидений на этой странице не нашлось.

Зато через два листа Кравцов обнаружил новую рамочку, окончательно рассеявшую сомнения.

СНОВА ПОТОП – написал Пинегин, причем уже без восклицательных знаков. Что студент сделал таким образом памятку о весеннем разливе рек где-нибудь в далекой Якутии, – подобную вероятность Кравцов отмел сразу. Стоило признать: его предшественнику снились кошмары с теми же сюжетами. По крайней мере, кошмар с потопом…

Кравцов достал несколько чистых листов из принтера и стал тщательно расшифровывать пинегинские закорючки, записывая результаты нормальным почерком.

Через час выяснилось, что займет это немало времени. Относительно читаемый вид приобрела лишь одна страница из двадцати четырех.

Выглядела она – в изложении Кравцова – примерно так:

«11.04.03

Ос-к: 2 эт, пер. нет.

Кирпичи

Где-то[3]отец. Сев. склон снег. Траншея?

Церковь. Фриз гл к-ла. Кто помнит?

Пр-ти:

–[4]

–[5]

–[6]

–[7]

–[8]

– КАСКА

Аванс, 300 р. – Антохе за[9]

Маринка – если согл.[10]кровать.

Проезд вых. д. 27 р.

Схема пер-ть»

Да-а, Шерлок Холмс быстрее справлялся с пляшущими человечками. А ведь это отнюдь не самая густо исписанная страница. К тому же кое-что оказалось нечитаемым в принципе.

Но остальное – прочитанное – вызвало заинтересованное любопытство Кравцова. И массу вопросов.

Сюжет, в общем, ясен. Парень приехал, расположился, бегло осмотрел окрестности. Составил список, что привезти из города. Вычеркнутое, очевидно, привез.

Но слово «КАСКА» в сочетании с другим – «кирпичи», написанным чуть выше, заставило призадуматься. Выходит, Валя Пинегин с первого посещения учел опасность роняющих кирпичи развалин… Почему тогда все же словил кирпич макушкой? Не смог раздобыть каску? Ерунда, тут даже не обязательно нужна строительная или шахтерская, подошла бы любая – пожарная, военная… Хоккейный шлем, в конце концов, в любом спортивном магазине их навалом… Не нашлось денег на покупку?

Он оторвался от записей и прошел в третье помещение вагончика – то самое, с «траходромом». (Судя по записям, изготовил эту чудо-кровать именно Пинегин для неведомой Маринки. Надо думать, молодым людям просто негде было встречаться.)

Кравцов осмотрел единственное место, до сих пор избегнувшее его внимания. И нашел, что искал, – под откидной боковой койкой, составлявшей часть «траходрома». Там лежала каска. Строительная, новая, ярко-оранжевая. Рядом лежал налобный плоский фонарик аляповато-китайского вида – наверняка в комплект каски не входивший. Кравцов включил его – батарейки сели, лампочка едва затеплилась… Вот так.

Каска у Вали Пинегина БЫЛА.

Никаких же причин гулять без нее по ночным развалинам не было.

Подозрения от этого рождались достаточно гнусные. Ведь кирпичу, чтобы раздробить затылок, не обязательно выпадать из рассыпающегося карниза… Все могло произойти совсем в другом месте и другим способом. Достаточно оттащить тело в развалины и положить рядом окровавленный кирпич, и ни у кого не мелькнет альтернативная версия случившегося, к жертвам дворца все давно привыкли…

Понятно даже, почему Пинегина оставили в руинах еще живым. Для пущего правдоподобия. Удар должен был оказаться единственным, стены контрольных кирпичей обычно вниз не швыряют… Если все происходило именно так, как сейчас нарисовало воображение Кравцова, то неведомый преступник наверняка рассчитывал, что до утра студент не протянет… Но Пинегин оказался крепче, чем представлялось.

Стоит завтра же навестить его в больнице…

Что еще есть важное на расшифрованном листке?

Северный склон (долины Славянки?), траншея… Подробнее об этом знает, похоже, лишь сам Валя. Ну, может быть, еще упомянутый рядом некий (его?) отец.

А вот фраза о церкви наводит на размышления. Главного купола – как и прочих – на ней нет шесть десятков лет. Судя по всему, Валя собирался разыскать тут кого-нибудь, кто помнил, как выглядела церковь в далекие годы… Зачем, интересно? Связано ли это с проблемами Кравцова?

Дальше на странице все относительно понятно, но не интересно.

За что собирался отдать Антохе триста рублей Пинегин – совершенно не важно. Маринка с ее «траходромом» тоже… Стоп! Не спешите, товарищ писатель… Если нынешнее состояние студента разговоров с ним не допускает, а его девушка здесь ночевала, от нее можно попробовать узнать кое-что…

Двадцать семь рублей стоил проездной билет выходного дня до Павловска, это понятно. А вот что собирался сделать Пинегин со схемой (чего?) – неясно. Передать кому-то? Переделать? Переслать по факсу? Темный лес…