Книга Посмертный образ - Александра Маринина

– Я хочу знать, кого же ты убил на самом деле, –сказала она сквозь зубы, словно с трудом сдерживая рвущийся из горлаистерический крик.

– Ты о чем? – оторопел Смулов, чувствуя, как поспине пробежал неприятный холодок.

– Он жив. Ты его не убивал. Но ведь милиция приходила испрашивала, где ты был. Тебе нужно было алиби. Значит, кого-то ты все-такиубил. Я хочу знать кого.

– Подожди, подожди…

Почва уходила из-под ног быстрее, чем он успевал осознаватьпроисходящее.

– Алина, ты ошибаешься. Он не может быть жив. Я убилего. Мы во всем разберемся, я тебе обещаю, только не по телефону. Не дай богкто-нибудь услышит. Ложись спать и ни о чем не думай, это нервы, вот увидишь.Утром ты успокоишься.

Утром она приехала в павильон бледная, с измученным лицом ибольными глазами. Играла из рук вон плохо. На площадке постоянно было многонароду, и это избавляло от объяснений. В перерывах он убегал от нее, звонил потелефону, разговаривал с членами съемочной группы. Решение было принято ночью.От Алины нужно избавиться. Убийство Татосова так и не раскрыли, и теперь Алина– единственная, кроме самого Смулова, кто знает правду. Ему достаточно былоуслышать ее голос вчера по телефону, чтобы понять: она не смирится, она небудет его покрывать. Он был для нее божеством только потому, что взял на себястрашный грех ради ее спасения. А коль это не так, любви и восхищению придетконец. Она его сдаст не задумываясь.

Когда съемка закончилась, он в сопровождении несколькихчеловек (умышленно, чтобы не нарваться на объяснение) подошел к Алине.

– Ты сегодня что-то не в форме. У нас осталось толькодва дня в этом павильоне, и мы не можем позволить себе бесконечные дубли.Поезжай-ка домой, милая, выпей чего-нибудь успокоительного и ложись спать. Тебенужно как следует выспаться.

Он наклонился к ее щеке, поцеловал и тихонько шепнул:

– Я вечером заеду, и мы обо всем поговорим. Ни о чем неволнуйся, все в порядке, я тебя уверяю. Тебе просто показалось.

Вечером, около одиннадцати часов, он приехал к Алине. Всеоказалось даже хуже, чем он предполагал.

– Не смей уверять меня, что я сумасшедшая! –кричала Алина. – Не смей говорить, что мне показалось. Я сегодня ездилатуда, я видела его, говорила с ним. Он мне рассказал, как ты уговаривал егоуехать, как посылал ему деньги. А на самом деле ты убил кого-то другого,какого-то Татосова. Я ведь даже фамилии этого Психа не знала. Милиционерыспрашивали про Татосова, а я-то, дура, думала, это про него спрашивают. Я тебяпокрывала! Ты сделал из меня соучастницу! Дрянь, холодная бессердечная дрянь!Ты просто пользовался мной, моей благодарностью и преданностью!

Он сразу, едва войдя в квартиру, понял, что Алина принималалекарства. Движения ее были вялыми, какими-то заторможенными, речь то и делоделалась бессвязной. Чем дальше, тем больше Смулов понимал, что отступать емунекуда. Ее надо убивать.

– Я ненавижу тебя, – бормотала она, устав от такойдлинной речи. – Господи, как же я тебя ненавижу. Ты мне противен. Ты былпрекрасен в моих глазах, пока я думала о том, ЧТО ты сделал ради меня. А ты… Ятебя терпела все эти годы, потому что отдавала тебе долг. А оказалось, что яничего тебе не должна. А ты втянул меня в убийство…

Этого он уже не мог вынести. Он не отнимал подушку от еелица до тех пор, пока она не замерла, дернувшись в последний раз.

Потом перевел дыхание, стараясь взять себя в руки.Огляделся. Первым делом нашел дневники, он хорошо знал, где они лежат. Надел наруки принесенные с собой лайковые перчатки, осторожно перелистал две тетради,быстро просматривая текст, написанный крупным округлым почерком, искалупоминание о смерти Психа. Одна тетрадь была старая, записи заканчивались вмарте, в ней Смулов не нашел ничего опасного для себя. Вторая тетрадь быланачата в середине апреля, Алина делала записи вчера и сегодня. Вот это уже негодится. Там было все. Что ж, последнюю тетрадь он уничтожит, а предыдущуювозьмет с собой, она ему пригодится.

Смулов аккуратно обследовал все места, где Алина хранилалекарства, изъял оттуда все транквилизаторы, положил в карман. Без труда нашелконверт с деньгами, которые принес Харитонов. Драгоценности Алина никогда непрятала, она не боялась воров. Она вообще ничего не боялась, кроме того, чтобыло так или иначе связано с Волошиным. Протер некоторые поверхности, в томчисле дверные ручки и кнопку звонка. Тщательно вымыл две чашки, взятые наугад спосудной полки. Кажется, все. Полная иллюзия, что в квартире был посторонний,уничтожавший следы своего пребывания здесь. Посторонний, а не Смулов, которыйбывал у Алины регулярно, все равно что жил у нее. И его следы – по всейквартире, а как же иначе. Про то, что Ксения Мазуркевич балуется огромнымидозами препаратов, знают все. Пусть и на нее подозрение упадет. И наХаритонова. И еще бог знает на кого… Только не на него, Андрея Смулова.

Вернувшись домой, сжег новый дневник Алины, пепел спустил вунитаз. Старую тетрадь он в понедельник подбросит Паше Шалиско. Если до Пашкисыщики не докопаются сами, всегда можно «подкинуть» им его кандидатуру. Чтоделать с деньгами и бриллиантами, он решит позже, пока что пусть полежат водном «хитром» месте. Посмотрит, как будет идти расследование, может быть,придется их кому-нибудь подсунуть. Драгоценностей было немного, значительнуючасть их Алина продала, когда покупала квартиру, да и потом тоже, когда делаларемонт. Но зачем сыщикам об этом знать? Он даст полное их описание, еслиспросят, пусть думают, что убийца позарился на огромные ценности.

В субботу и воскресенье он у всех на глазах изображалубитого горем любовника. Он и в самом деле переживал, ведь он любил Алину, и ееслова о том, что она всего лишь терпела его, отдавая долги, отзывались в немострой болью. Все оказалось напрасным, все зря. Мишки Татосова нет в живых, аон, Смулов, так и не понял, в чем был секрет его способности вызывать к себелюбовь. Так и не понял, почему его, Смулова, никто не любит. Даже Алина… А онтак верил ей.

Оставался Волошин. Кто знает, что эта сумасшедшая емунаговорила. С ним тоже надо разобраться.

К Волошину он поехал в понедельник, предварительно заехав вредакцию журнала «Кино» и оставив в столе Шалиско дневник Алины.

– Зачем ты вернулся? Кто тебе разрешил здесьпоявляться? Какого черта тебе здесь надо?

– Я не могу, – шептал в ответ Волошин. – Ядумал, что выдержу. Это преследует меня всю жизнь. Я терпел, сколько силхватало, даже жениться хотел, женщину нашел там, в Сибири. А потом увидел вжурнале портрет Алины и понял, что должен снова… Это наваждение. Я искал ее,ходил возле ее дома, а ее нигде не было. Я думал, что сойду с ума…

– Да ты давно сошел с ума! Ты половой психопат, ты женачал с развращения малолетних! Ей было шесть лет, когда ты стал к нейприставать. Тебе лечиться надо! Я тебя в Кащенко запихну, сволочь!