Книга Опер печального образа - Дмитрий Вересов

«Полная луна помогла ему найти свежие следы коня по ту сторону Терека… Как быстро снаряжался он, готовил коня, а Айшат хлопотала с едой, одеждой… Он был аварцем… Скоро по запаху кизякового дыма обнаружил Акимка горный аул… Хорошего Басалая уже было не встретить… Но уже вечером по приготовлениям старика и Халида понял… Казак в последний момент успел подставить под удар ружье, как подставляют его пешие солдаты, защищаясь от кавалерийского рубящего удара… Чеченцы готовят толокно очень просто… это значит „волк“…».

Стоп! Вот с этого места надо читать внимательно.

«Горный туман представлялся мне дымом от костров давно погибших воинов. Их кости давно истлели, а дым их кочевий бродит по горам, потеряв запах. Хотя мой проводник уверял меня, что у каждого тумана имеется свой, неповторимый запах. Но уж слишком большим чудаком казался мне этот аварец, чтобы верить ему на слово.

Вот и его обещание показать мне оборотней я принял за шутку Моллы Насреддина (абхазы называют его Ходжа Шарадын). Мы сидели с Каримом на краю аварского горного селения и от нечего делать принюхивались к рассветным туманам. Вдруг из этой молочной мути показались причудливые фигуры. Они скорее напоминали не людей, а пестро разукрашенные индейские тотемные столбы, знакомые мне по любимым с детства книгам Фенимора Купера и Майн Рида.

Когда они подошли ближе, я рассмотрел мохнатые шубы с притороченными к ним серыми волчьими хвостами, высокие меховые клобуки и маски в виде окоченевших в смертельном оскале волчьих морд. В руках у ряженых были длинные деревянные сабли, надо сказать, вырезанные с большим умением.

Нас с Каримом они даже не заметили, а в двери хижин стали бесцеремонно стучаться, отмахиваясь саблями от лающих собак и громкими гортанными криками будя хозяев. Мой проводник-аварец пояснил, что оборотни, которых местные жители называют „боци“ („волки“), требуют ритуальных подношений. В случае отказа запросто могут угостить нерадивого хозяина деревянной саблей. Карим сказал, что одному скупому горцу случилось спросонья потерять ухо.

Мой интерес подогрелся лукавым аварцем, как утренний кофе. Но, к моему разочарованию, хозяева оказались покладисты, выносили ряженым лепешки, сыр, мясо, и до драки пока дело не дошло.

Но вот навстречу им попались две молодые девушки с кувшинами. Видимо, они спешили на реку за водой. Неторопливое шествие боци с бормотанием и покачиванием мгновенно сменилось прыжками, воплями и завыванием. Размахивая саблями, они бросились на бедных женщин, погнали их по аулу, разбили кувшины, а одной даже пребольно досталось деревянным клинком.

Карим объяснил мне, что девушек и женщин боци на дух не переносят. Мне, в то время безнадежно влюбленному в жену коменданта нашей крепости, это показалось странным. Но аварец сказал, что боци — ритуальный мужской союз, свято хранящий и передающий из поколения в поколение свои обряды, что-то вроде рыцарского ордена. Но в отличие от рыцарей, поклонявшихся прекрасным дамам, члены этого тайного союза ненавидят непосвященных и женщин. Особенно агрессивны они в день охоты на Квидили.

Этого самого Квидили мы скоро увидели, отправившись вслед за боци на другой конец села, держась, на всякий случай, на некотором расстоянии. Квидили был такой же мохнатый, бесформенный, но раза в два больше боци. Он размахивал потешно несгибаемыми ручищами, стараясь зацепить нападавших. Но отважные боци окружили его, сбили с ног и принялись нешуточно охаживать саблями… Расправа над бедным Квидили должна была обеспечить горцам скорый приход весны и богатый урожай.

Все ж таки Карим не удовлетворил мое любопытство по поводу нелюбви боци к женщинам. „Очень древний обычай“, — повторял он на мои вопросы. Гораздо позднее я прочитал, что так же вели себя воины-волки, сопровождавшие Одина. Волки свято хранили свой тайный мужской союз. Кто же является врагом всякой мужской тайны? Конечно, женщины… В этом я скоро убедился, вернувшись в крепость, к предмету моего обожания…»

Дальше Аня пропустила несколько приторных, на ее взгляд, страниц. Во всей книжке ей попалось еще всего одно любопытное место.

«Местные горцы рассказывают, что, когда набегали тучи, волчья шкура падала на человека прямо с неба. После этого человек еженощно превращался в волка, рыскал по горам, нападал на женщин и детей, если они появлялись у него на пути. В старину отважные охотники выслеживали их, потому что оборотни бегали в полнолуние одной и той же тропой. Что-то словно призывало их к себе. Возможно, огромный Квидили звал их на кровавый пир? Вот они и бежали, оскалив волчьи морды, куда-то в ночь. Карачаевцы и балкарцы называли таких „обур“, что значит „пожиратель“, адыги величали их „удди“, а черкесы — „куди“…»

— Скажи мне, кудесник, любимец богов, что станется нынче со мною? — проговорила Аня тихо, чтобы не нарушить тишину читального зала.

Глава 18

— Ни один человек, какого бы звания он ни был и к какому бы состоянию ни принадлежал, не осмелится преследовать прекрасную Марселу, если не желает навлечь на себя лютый мой гнев…

На городском телеканале наступил момент истины. Все, чему когда-то учились местные телевизионные журналисты, чему завидовали, глядя на центральных коллег, о чем грезили в профессиональных снах, наконец, сбылось. У них теперь была своя собственная региональная сенсация с трупами и известным бизнесменом в центре скандала. Причем, материала было так много, что хватало с избытком и ведущей ток-шоу с проникновенным взглядом и плохой дикцией, и бегущему впереди камеры репортеру в красной кепке-бейсболке, и вдумчивому обозревателю с печальным взглядом, который на самом деле тайно грустил о далекой и любимой Южной Америке.

Аня впервые так часто нажимала на кнопку, на которой цифра «пять» еще хорошо сохранилась. Вот она попала на комментарий высокого милицейского чина. С расстановкой, солидными паузами, будто кто-то его параллельно переводил на иностранный язык, генерал информировал горожан, что дело о серийном убийце фактически завершено. Главный подозреваемый задержан, против него выдвинуто обвинение, следствие располагает рядом неопровержимых доказательств. В заключении — произнес он это слово с ярко выраженным «и» на конце — генералу хотелось бы успокоить, предостеречь, пообещать и попросить…

Также в «Новостях» показали пикет заведенных бабулек у магазина-стадиона «Лена». Они требовали освободить невиновного Анатолия Горобца, задержание которого связано с его политической прямотой и честностью. На фоне плаката «Будет городу…ец, раз посажен Горобец!» выступил известный питерский адвокат Людвиг Карма, который рассказал телезрителям, что его подзащитный чувствует себя хорошо, на здоровье не жалуется, верит в торжество правосудия и просит не нагнетать политические страсти, не выходить на улицу с плакатами, не оскорблять работников правопорядка. Хотя, по мнению Людвига Кармы, налицо правовой произвол властей, попытка расправы с неугодным и перспективным политиком, который совсем недавно заявил о своих амбициях, а уже начал стремительно набирать очки и политический вес.

Потом было интервью с подругой детства Горобца, которая вспоминала, как Толик катал ее на раме велосипеда. Смущенная, но подбадриваемая невидимым интервьюером, женщина рассказывала, как юноша наклонялся и нежно целовал ее сзади в шею, а на случайной кочке непроизвольно укусил.