Книга Беллилия - Вера Каспери

Вначале Чарли был просто ошеломлен, смотрел в сторону, не хотел, чтобы его глаза созерцали, как совершается зло. А когда Беллилия наклонилась и стала перекладывать пакеты, пристраивая свой в менее заметное место, он уже знал, что больше не может закрывать глаза, затыкать уши и оставаться немым или утешать себя ожиданием каких-то чудес. Его жена, лежа в постели, в которой когда-то спала его мать, хитро продумывала план убийства сразу двух мужчин. Она согласилась не уезжать, но хотела при этом избежать битвы.

Неожиданные обстоятельства предоставили ей оружие, с помощью которого она могла избавиться от наступающих врагов. Любовь Бена к сыру должна сослужить ей ту же службу, что любовь Германа Бендера к грибам и увлечение Маккелви рыболовством. Вкус горгонзолы такой резкий, такой гнилостный, что вкус яда невозможно заметить. Враги Беллилии не умрут в ее доме сразу после застолья. Она не будет иметь никакого отношения к их смерти и узнает об этой трагедии, как и остальные жители города, по телефону или из газет.

— Беллилия!

Она обернулась в полном смятении. Чарли вышел из угла. Увидев его, она застыла.

— О, я не знала, что ты здесь. Ты меня так напугал. — Прерывистое дыхание разделяло ее слова короткими паузами. Она поспешила тут же добавить: — Этот глупый служащий от Монтаджино опять все перепутал. Положил какой-то пакет Бена в нашу корзину. Хорошо еще, что я спустилась и проверила наш заказ.

Чарли чуть не стошнило от ее вранья, произнесенного с такой легкостью. Раньше он проглатывал подобную ложь, потому что любил жену, но теперь, когда он увидел, с какой хитростью и жестокостью она готовила новое преступление, он возненавидел даже память об этой любви, а сама Беллилия вызывала теперь в нем чувство отвращения.

— Прости меня, Чарли, что я нарушила свое обещание, но ты не должен сердиться. Кашель у меня не такой уже тяжелый, и мне показалось глупым оставаться в постели.

Перед ним стояла женщина с мягким характером, уступчивая, ласковая, всегда готовая подчиниться его мужской силе.

Его пальцы вонзились в плечи Беллилии. Он дернул ее к себе. Платье на груди имело вырез в виде буквы V, а над вырезом высилась фарфоровая шея. Он обхватил эту шею пальцами.

— Чарли, дорогой…

Это все, что она успела произнести. Руки Чарли все сильнее сжимали ей горло. Когда она поняла, что никакой лестью его не обманешь и не усмиришь, глаза у нее потемнели и застыли. Она отчаянно вырывалась, била его руками, била ногами. А Чарли словно обезумел, его пальцы сжимались, ощущая биение пульса в теплом горле Беллилии. Ее черные, как угольки, бегающие глаза напомнили Чарли о мышке, попавшей в поставленную им мышеловку, и он с торжеством вспомнил о своем ударе, который убил ее.

Беллилия прекратила борьбу. Она сделала это так неожиданно, что ему пришлось подхватить ее, иначе она бы упала. Лицо снова выражало мягкость и уступчивость. Хитрость и лицемерие стерлись. Из-за смертельного страха или ради любви, но она сдалась.

Туман застилал ему глаза, кружил голову, он чувствовал себя обессиленным. Глаза Беллилии искали глаза Чарли. Она пыталась не только поймать его взгляд, но и удержать его. Ее рука нашла его руку и тяжело оперлась на нее.

— Чарли, Чарли, мой самый дорогой.

Он избегал ее взгляда.

— Ты не понимаешь… — бормотала она.

— Боюсь, что понимаю, — холодным тоном ответил Чарли.

Он снова притянул ее к себе, словно хотел поцеловать, но вместо этого сунул руку в вырез платья, достал коробочку и положил ее себе в карман. Подошел к корзине, порылся среди пакетов и достал тот, что она спрятала под мешочком с солью. Его он тоже положил в карман.

Беллилия наблюдала за ним сквозь опущенные ресницы.

— Ты ведь не сделаешь мне ничего плохого, Чарли. Я знаю, что не сделаешь. И я тебе не сделаю. — Она встала перед ним, преградив дорогу к двери. — Я очень люблю тебя. Я лучше умру, чем буду видеть, как с тобой происходит что-то нехорошее.

Он оттолкнул ее и вошел в дом. Проходя через кухню, выключил там свет.

В холле он почувствовал, что она идет следом за ним, но не обернулся. Тогда она схватила его за руку:

— У нас осталось мало времени.

Чарли вырвал свою руку.

— Иди наверх, — приказал он.

Она была сломлена и всем своим видом молила о милосердии, при этом не осмеливалась даже смотреть на Чарли, а его лицо было словно отлито из металла, такое же неживое, как лицо его предка, бронзового полковника Натаниэля Филбрика, сидящего на бронзовом коне на одной из городских площадей. Беллилия заговорила, едва не проглатывая второпях слова, будто у нее оставалось всего несколько минут, а сказать надо было очень много.

— Мы можем уехать прямо сейчас, если поторопимся.

— Молчи!

— Нам ничего не надо брать с собой, мы можем купить все, что захотим. У меня есть деньги, куча денег, больше, чем ты думаешь; они в Нью-Йорке, я могу их получить, и никто об этом не узнает. Даже ты не знаешь имя вкладчика. — Ее голос достиг самой высокой ноты и оборвался. Тихим голосом она добавила: — Я все отдам тебе, все до последнего цента.

— Молчи! — повторил Чарли.

Было слышно, как по лестнице медленно спускается Мэри, останавливаясь на каждой ступеньке, чтобы вытереть пол.

— Ты все, что у меня есть, — зашептала Беллилия. — Во всем мире у меня больше никого нет. Кто обо мне позаботится? Разве ты не любишь меня, Чарли?

Раздался телефонный звонок. Чарли подхватил Беллилию на руки и понес к лестнице.

При виде их Мэри вытаращила глаза от изумления. А телефон продолжал звонить.

— Сними трубку, Мэри, спроси, что нужно, и скажи, что я пока не могу подойти.

Чарли внес Беллилию в спальню. Когда он положил ее на кровать, она его не отпустила, вцепившись в плечи дрожащими руками. Ему пришлось бороться, чтобы освободить себя, и в этой борьбе он увидел на безымянном пальце ее левой руки гранатовое кольцо. Он с болью вспомнил, как обрадовался, обнаружив эту прелесть в антикварном магазине.

— Отпусти меня! — потребовал он.

— Не будь таким жестоким со мной, Чарли, — взмолилась она. — Почему ты больше не зовешь меня Белли? Уже давно не зовешь. Ты разлюбил меня?

Ее бесстыдство его потрясло. Он перестал бороться и сел на край постели, позволив ей прижаться к себе. Руки, ухватившиеся за рукава его пальто, больше не выглядели пухленькими и соблазнительными. Нежные складочки исчезли, а вместо них проступили синие вены, бегущие от запястий к пальцам.

Набравшись смелости, Беллилия попыталась ему улыбнуться:

— Ты ведь не позволишь им забрать меня? Не позволишь? Я, между прочим, твоя жена, и я больна. Твоя жена очень больна. Я никогда не говорила тебе, дорогой, как я больна. Мое сердце… Я могу умереть в любой момент. Мне вообще нельзя волноваться. — Ее руки еще крепче вцепились в суконный макинтош. — Я никогда не говорила о своей болезни, Чарли, потому что не хотела причинять тебе беспокойство. — Эти слова она произнесла в светской манере и одновременно с вызовом: со сладостью и с горечью.