Книга Гадес - Расселл Эндрюс

Старик все больше и больше распалялся. Потряс газетой у Того перед носом. Того даже бровью не повел. Как смотрел в одну точку, так и смотрел. А когда старик спросил, в чем дело, Того промолчал. Стоял не шевелясь.

Тогда старик переключился на Лин.

— Я знаю, что это не его вина, — сказал он. — Он бы не оставил ее в живых. А вот для тебя наше дело не более чем игра. И всегда так было.

Она не поняла, почему «всегда». Он что, так долго ее знает? Он наблюдает за ней с детства? Может, он не такой уж старый и еще способен испытывать к ней влечение? По глазам не поймешь. Он старался не задерживаться на ней взглядом.

Старик подошел почти вплотную к Того.

— Ты такой слабак, что потакаешь ее шалостям? — И неожиданно отвесил звонкую оплеуху. Звон отразился в просторной комнате гулким эхом, но Того по-прежнему молчал и не двигался. — Ты виноват! Она может играть сколько влезет, а твоя задача — следить и держать все под контролем. Мы полагали, ты отдаешь себе отчет, что поставлено на карту.

На мгновение Лин показалось, что старик сейчас убьет Того. Вытащит пистолет и всадит пулю в череп. Того, конечно, и тогда ничего не скажет, не признается, что в проколе действительно виновата она. Он слишком сильно ее любит, чтобы выдать.

Но старик не стал ни в кого стрелять. Видимо, он не из тех, кто палит направо и налево. У него другие методы контроля. Поэтому он просто повернулся к Лин и Того спиной и сказал:

— Что сделано, того не воротишь… Учтем ошибки и будем двигаться дальше.

Потом он повернулся обратно и, ткнув пальцем в газету, спросил у Того:

— Что вы у нее узнали?

Тут Того наконец заговорил. Он спокойно объяснил, что они получили еще несколько имен. И теперь они на шаг ближе к цели.

— Что за имена?

Того назвал. Старик кивнул, показывая, что не удивлен. И тем не менее услышанное его вроде бы обрадовало.

— Теперь вам нужно быть предельно осторожными. Люди в этом списке гораздо важнее остальных. И гораздо опаснее. Вы должны узнать, что им известно и в каком направлении они копают. Они могут вам помочь, тогда воспользуйтесь. Если нет, не трогайте. А если они встанут у вас на пути и попытаются помешать, делайте то, что сочтете нужным. И помните, в игры мы не играем. Ясно?

Того кивнул. И тут Лин впервые услышала, как он говорит по-английски.

— Ясно.

Старик отвернулся, а у Лин на лице появилась улыбка.

Теперь, наблюдая за домом одного из людей в списке, она тоже улыбалась. Здесь живет полицейский, про которого сказала им некрасивая женщина.

Джастин Уэствуд. Так его зовут. Лин вспомнила, с каким трудом это имя просочилось сквозь сжатые губы женщины. Как будто она пыталась удержать свой предсмертный вздох. Лин узнала его. Она видела его недавно в городе. Он сидел в машине вместе с дурнушкой. Лин глянула ему в глаза, и ей очень понравилось то, что она увидела. На вид он сильный. И злой. И может быть, чуточку неосторожный.

Похоже, когда наступит его черед, убивать его будет интересно.

И блондинку тоже. Ту самую, на которую пялится Того. Грудная клетка у него вздымается и опадает — как будто он только что занимался любовью с Лин.

Значит, Того не думает о том, чтобы сохранить хорошую мину. И унижение он тоже не переживает. Сейчас, по крайней мере.

Он думает о блондинке, покинувшей дом Джастина Уэствуда в такой поздний час.

Жаль, что Лин не сможет остаться в этом лонг-айлендском городке и посмотреть, что будет с полицейским и женщиной. Было бы очень забавно. Но Того потребовал их себе. Они с Того должны разделиться, это было первое, что он сказал ей на выходе из стеклянного офисного здания. Тогда они смогут работать вдвое быстрее и эффективнее.

Ли Лин бросила последний взгляд на окно Джастина.

Она бы не хотела, чтобы все так быстро завершилось. Ей некуда торопиться. Поэтому она решила, что не намерена подчиняться старику с каменным лицом. Намерена, но не во всем. Не до конца.

«Веселая вышла игра, — подумала Лин. — А дальше будет еще веселее».

22

Нигде полицейских не встречают с таким недоверием, как в научной среде. Наверное, интеллектуалам не понятен черно-белый мир, где полицейским большей частью приходится существовать. Для таких ученых он раскрашен в оттенки серого, поступки не обязательно влекут за собой последствия, а теория зачастую расходится с практикой. До практики, действительности им подчас вообще нет дела. Действительность слишком груба, слишком неприглядна — с ней лучше не сталкиваться. В ней мощный интеллект нередко уступает физической силе. Это так же опасно, как встретиться в диких джунглях со львом. Вы, конечно, умнее, но у него более острые зубы. И он, скорее всего, хочет есть.

Квентина Кинтеля, директора приготовительной школы Мелман, Джастин отнес именно к такой категории ученых. В пасть к хищнику он явно не полезет. Впрочем, он вполне подпадает и под еще одну категорию — вонючих зазнаек.

Джастин сидел в кабинете, где по стенам выстроились стеллажи с книгами, и с застывшей улыбкой слушал, как директор Кинтель вещает о высоких требованиях и безупречной репутации их учебного заведения. Потом он пустился перечислять выдающихся выпускников, вышедших из стен школы за девяносто восемь лет ее существования. Стоит ли говорить, что на протяжении этих лет поступали в нее лишь самые лучшие и достойные. Внимая мужчине в твидовом костюме с галстуком-бабочкой, Джастин незаметно скосил глаза на окно, за которым простирались знаменитые зеленые газоны, увитые плющом каменные стены и прочая атрибутика, свидетельствующая об элитном статусе школы. Наконец Джастин решил, что директор достаточно потешил свое непомерное эго.

— Да, вы правы, школа действительно впечатляет, — перебил он.

Директор просиял.

— Благодарю!

— Как давно вы здесь работаете?

— Забавно… Меня постоянно об этом спрашивают и часто в тех же самых словах. Но я бы не назвал то, что я здесь делаю, работой. Это, скорее, большая честь для меня.

— Хорошо, — исправился Джастин, — как давно вы имеете честь отвечать за жизнь и учебное расписание тех, кто имел честь сюда поступить?

Директор Кинтель сузил глаза, одновременно поражаясь, как Джастину удалась такая витиеватая формулировка, и подозревая, что здесь кроется какой-то подвох. Но поскольку ни слова, ни интонация не вызывали возражений, пришлось отвечать.

— Меня назначили директором три года назад. Самым молодым за всю историю школы.

— Мои поздравления! Однако в таком случае меня интересует более раннее время.

— Какое именно?

— Когда в школе имел честь учиться Эван Хармон.

— Эван Хармон? — Директору явно стало не по себе. — А разве он… То есть он ведь…