Книга Меченый - Уильям Лэшнер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вам нравится быть адвокатом, Виктор? – спросила Ронда, подняв стакан с розовым содержимым.
– По уровню неудовлетворенности работой адвокаты стоят на втором месте после проктологов.
– Значит, все может быть гораздо хуже.
– Кстати, вам нравятся латексные перчатки? В наши дни их используют все – от поварих до копов. Помните старое доброе время, когда дантист лез в рот, едва сполоснув руки под краном?
– Нам обязательно нужно затевать разговор о дантистах?
– Тогда давайте поговорим о другой презренной профессии – журналистике.
– Наша профессия презренна?
– О да. Даже больше, чем адвокатская.
– Сомневаюсь.
– Вам нравится писать?
– Скорее охотиться. Я очень целеустремленный человек. Если нужно провести журналистское расследование или взять интервью, я, как правило, получаю то, чего хочу. Иногда подстерегаю нужного человека, иногда пользуюсь своим обаянием.
– Как сейчас.
– Я пытаюсь, но не похоже, что вы ему поддаетесь.
– Старайтесь сильнее.
– Вам это нравится, не так ли? – Она словно ненароком положила ладонь мне на руку и одарила меня пленительным взглядом. – Запомните, Виктор, в любом случае я добьюсь своего. Найду Чарли с вашей помощью или без нее, потому что мне это нужно.
– Успокойтесь, Ронда. Это всего лишь статья.
– Это больше чем статья, Виктор. Люди не относятся к прилагательным. Вы можете думать о себе как о приятном веселом человеке, но на самом деле это ничего не значит. Люди – это глаголы.
– И к какому наклонению относитесь вы?
– К изъявительному. Я устраняю препятствия, преграды, помехи – все, что стоит на пути к успеху.
– Боже мой, вы безжалостная женщина.
– Это вас возбуждает, Виктор?
– Как ни странно, да. Вы так уверены в себе. Неужели вас не посещают сомнения?
– Какой смысл в сомнениях? Ты принимаешь решение, выбираешь определенный путь и следуешь по нему до конца. Можно хныкать и скулить от страха, а можно добиваться своего. Не знаю, как окажется в данном случае, но я не отступлю от задуманного. Выбрать путь, сделать свою работу без страха и упрека – я привыкла действовать только так.
– Тогда почему вы до сих пор всего лишь внештатный корреспондент?
– Поздно начала, поздно поменяла профессию.
– Чем занимались раньше?
– Работала в службе отлова животных.
– Вы шутите.
– Нет, не шучу. Кошки и собаки. Хорьки, змеи и белки. Множество белок. Вы не представляете себе, насколько опасными бывают белки.
– Белки? Опасными?
– Если не считать алкоголя и адвокатов, они настоящее бедствие для Америки.
– Правда?
– Нет, но никогда не связывайтесь с рассерженной белкой.
– Даю голову на отсечение, что форма вам шла.
– Я храню ее до сих пор.
– Вот это да.
– А к какому наклонению относитесь вы, Виктор?
– Наверное, к условному. Я задаю вопросы. Полагаюсь на неопределенность. Вот обнаружил, например, что если в чем-то уверен, то ошибусь на сто процентов.
– В чем вы уверены сейчас?
– Что вы на самом деле мягче, чем кажетесь.
Она поджала губы, затем отпила глоток коктейля.
– Возможно, вы правы.
– Вы не такая?
– Нет, дело не в этом. – Ронда наклонилась достаточно близко, чтобы я почувствовал вкус сухого вина в ее дыхании. – Вы правы в том, что ошибаетесь на все сто процентов.
Позже, ночью, она лежала обнаженной подо мной лицом вниз на постели. Я, тоже обнаженный, массировал пальцами напряженные мышцы на ее спине и шее. Она мурлыкала, как львица, растянувшаяся на полуденном солнце, а я вибрировал, как гиена над тушей только что поваленной антилопы. Но мной руководила не просто животная страсть, хотя откровенно признаюсь, что испытывал звериное вожделение. Нет, пока я гладил и мял ее тело, меня переполняли и другие чувства.
Она перевернулась. Я наклонился, поцеловал острый, как лезвие ножа, выступ ее ключицы. Она протянула руку и потерла мне шею сзади. Я прижался носом к мочке ее уха и провел языком по коже.
Я слышал, что влюбчивость является признаком душевного здоровья, а это, наверное, означает, что я был самым здоровым мужчиной в городе – во всяком случае, с точки зрения психиатрии. Я влюблялся напропалую. Я тосковал о женщинах, уверенный, что любая из них, не исключая ту, о которой сейчас говорю, способна спасти мне жизнь.
Я опять поцеловал ее. Ее браслеты тихо зазвенели, когда она сильнее потерла мне шею. Кем она была на самом деле, не знаю, но каждый ее вздох и каждое движение отдавались сладкой болью в моем сердце.
Впрочем, даже в этом одурманенном состоянии я отдавал себе отчет, что не могу испытывать настоящую любовь ко всем женщинам подряд. Нет, в ту ночь меня питала вместе с вожделением адская смесь страха и отчаяния, одиночества и потребности в общении, пронзительная тоска по малейшему намеку на избавление от этого ужаса. Глубоко в душе я горячо стремился найти человека, который вытащил бы меня из пропасти, куда по неосторожности я угодил.
Я принялся осторожно покусывать ее тело. В мою кожу с восхитительной болью впились крашеные ноготки.
И все же, сознавая ошибочность своих эмоций, я не переставал надеяться, что женщина, находившаяся здесь и сейчас, не случайная представительница прекрасной половины человечества, что она действительно может стать моей спасительницей. Другие лишь возбуждали ложные надежды, а эта, единственная, неповторимая, по-настоящему успокоит мое мятежное сердце.
Неожиданно она изогнула спину, приподнялась и замкнула ноги вокруг моих, словно пловец брассом, готовящийся оттолкнуться ногами. Я почувствовал, что меня затягивают.
– Подожди, – сказал я. – Что ты делаешь? Не спеши. Помедленнее.
Она засмеялась, когда мы нашли свой ритм, и я тоже засмеялся. Боже мой, может быть, мне повезло, может быть, я в конце концов обрел то, чего искал.
– Ты – та самая, нет-нет, ты та самая, та, что подо мной, сию минуту, именно ты.
– Вот так, – сказала она. – Это чудесно. О да!
Мне захотелось тут же поцеловать ее, не в плечико, не в шею, а в губы. Наградить ее крепким и долгим поцелуем.
Я приподнялся и посмотрел с пылающим сердцем в лицо риелтора Шейлы.
Я так же потрясен, когда пишу это, как, должно быть, потрясены вы, читатель. Но есть простое объяснение. Честное слово.
Итак, я выпивал с Рондой Харрис на втором этаже «Гостиной Монако», переживая очередную влюбленность и рассчитывая, что встреча на сей раз приведет к чему-то существенному. Вдруг Ронда посмотрела на часы и вскочила.