Книга Скинхед - Наталья Нечаева

Хотела ли она за него замуж? Очень! Во-первых, потому что надвигалось распределение, а она совсем не мыслила свою жизнь без города, который полюбила больше всего на свете. А во-вторых, ничуть не меньше, чем к Ленинграду, она успела привязаться к Алику. Такому длинному, нескладному, молчаливому, чуть заносчивому, но так непохожему на всех парней, с кем доводилось пересечься за эти годы.

Даже его стеснительность и неумение в любовных делах она истолковывала по-своему: серьезный! За всякой юбкой волочиться не станет. Да и потом — юрист! Это вам не инженер, которых вокруг пруд пруди.

Мечталось, как заживут они в маленькой комнатке вдвоем, почему-то рядом с «Технолушкой», где-нибудь на Московском, по утрам она будет жарить ему яичницу в специальной сковородке с круглыми выемками для яиц, чтоб не растекались. И мазать маслом мягкий ржаной хлеб. А летом они вместе поедут к Вале в Карежму, и она поведет мужа в настоящий северный лес. Или на лодке они поплывут на рыбалку в один из северодвинских затонов. Разведут костер у самой воды и просидят, обнявшись, до утра, встречая розовую, как на картинах в Русском музее, зорьку.

Мама, конечно, станет просить зятя что-нибудь подправить в доме — сараюшку там или крышу. Откуда ей знать, что Алик ни топора, ни молотка в жизни в руках не держал? Да что с того! Он способный. А дедуся все покажет. У самого сил уже совсем нет, так научить-то сможет! Верунька будет бегать по селу и всем хвастать, что приехала старшая сестра с мужем-юристом. Подружки обзавидуются!

Почему-то в этих своих мечтах Валюта совершенно не учитывала родителей Алика. Может, потому, что сам он никогда про них не говорил, а может, сознательно закрывала для себя эту тему, боясь даже подумать о том, как они встретятся. От подруг она много слышала, что ленинградцы очень плохо относятся к приезжим невестам, подозревая тех исключительно в корыстной жажде оттяпать жилплощадь и заполучить прописку. А без прописки человек жить не может. Нельзя.

После памятной новогодней ночи Валюша все время ждала, что Алик сделает ей предложение. Встречались они по-прежнему каждый день, иногда счастливый Алик заговорщически бренчал в кармане ключами, и они мчались на чью-нибудь свободную квартиру. В общежитии заниматься любовью Валюшка боялась: столько народу шляется, вдруг кто войдет? Да и Алик общагу не любил, вот и побирался по друзьям.

Хотели они друг друга каждый раз одинаково сильно, просто дождаться не могли, когда окажутся наедине. И заниматься ЭТИМ могли часами. Без перерывов. Сколько можно было оставаться в чужой квартире, столько и не вылезали из постели. Брезгливая Валюша в таких случаях прихватывала с собой чистую общежитскую простынку, чтоб на чужое не ложиться или, не дай бог, не испачкать.

Она очень боялась залететь. Выходить замуж по необходимости, когда живот на нос налезает, это, она считала, стыдно. Тогда Аликовы родители точно ее в корысти обвинят! А она очень хотела им понравиться. Деревенские устои крепко сидели в голове: с родственниками мужа надо жить дружно, уважать их и слушаться, иначе в семье счастья не будет.

Иногда она хитростью пыталась выведать у Алика хоть какие-то сведения о его домашней жизни, но узнала немного: мать — какой-то партийный начальник, отец — ученый, Алик — единственный ребенок, живут в четырехкомнатной квартире в самом центре. Все: и число комнат, и работа родителей — Валюту совершенно не обрадовали. «Не пара я ему, — грустно решила она, — потому и замуж не зовет». И стала еще тщательнее оберегаться, чтоб не залететь. А когда Алик случайно обмолвился, что скоро пойдет в автошколу сдавать на права и покатает Валюту на отцовской «Волге», девушка совсем пала духом. На «Волгах», по ее представлениям, могли ездить только небожители. Куда уж ей, деревенской девчонке…

В марте они гуляли на свадьбе Аликова друга. Сначала пришли на регистрацию в красивый дворец на набережной Красного Флота возле моста лейтенанта Шмидта, а потом дружно поехали в ресторан «Россия» к Парку Победы, на банкет. «У меня для тебя сюрприз!» — подмигнул Алик. И после очередного «горько» прижал ее к стене в каком-то темном коридорчике у кухни, уперся в нее горячим, просто выпрыгивающим из брюк членом и сказал: «Давай тоже поженимся! Надоело по чужим углам шарахаться». Ответить она не успела, потому что они тут же принялись целоваться, да он ее согласия и не ждал. Само собой разумелось, что Валюта исключительно «за».

«Вот так сюрприз! — радовалась, потягивая шипучее шампанское, Валюша. — Значит, готовился, значит, думал об этом!» Сюрприз, однако, оказался совсем в другом. Когда все вывалились из ресторана и потопали к метро, Алик придержал ее за рукав:

— Сейчас такси поймаем, и ко мне!

— Как? — обмерла Валюта. — Зачем? С родителями знакомиться? Мы же выпимши! Не поеду!

— Да нету предков! — обрадовал Алик. — Они в Таллин на выходные укатили. Только послезавтра утром приедут. Так что у нас тобой свободная хата на целых два дня!

В такой квартире, как у Алика, она не бывала ни разу. Высоченные потолки, лепнина по всем периметрам, полы просто лоснятся янтарным блеском наборного паркета, а мебель…шелковые полосатые диваны на золоченых гнутых ножках, такие же стулья, резная полированная горка, сверкающая хрусталем, торшер в форме лилии… А стены… Валюша не удержалась, рукой провела: будто шелковая парча с выпуклым золотым узором. Музей!

— И ты тут живешь? — замирая от восторга, спросила она.

— Еще чего! — хмыкнул Алик. — Эту рухлядь давно пора на свалку. Мы с тобой вот тут жить будем! — И втолкнул ее в боковую дверь.

Валюша только успела ухватить глазом большие музыкальные колонки, стоящие по углам, да письменный стол. И тут же оказалась на мягком диване. Ну и…

Утром, пока Алик еще спал, она пошла искать туалет. Открыла ванную и чуть не ослепла от зеркального, с пола до потолка, кафеля, в котором тут же отразились сотни испуганных Валюшек. На полочках теснились разномастные бутылочки с дефицитными шампунями, баночки с кремами, другая невидаль. И огромная чуть меньше залы, кухня поразила ее тоже. Круглым обеденным столом человек на десять, урчащим холодильником с иностранной надписью и множеством сверкающих банок, красных, в нарядный белый горох, с надписями «мука», «крупа», «сахар»…

Почему-то очень захотелось тихонько одеться и сбежать из этого чужого, невиданной роскоши, дома. Она, может, так бы и сделала, но как раз проснулся Алик и снова утащил ее на диван.

Прямо тут, на диване, они ели в перерывах какие-то вкусности, принесенные из холодильника, снова кувыркались до одури в мягких подушках. А потом, как были, нагишом, пошли в ванну. Дурачились, плескались, несколько раз меняли остывающую воду. А когда Алик в очередной, сто пятьдесят девятый раз, вознамерился проткнуть ее неутомимым членом, в дверь вдруг кто-то громко и требовательно постучал.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Ваня тоскливо смотрит в зарешеченное окно. Снаружи серая сырость. Это видно по мелким капелькам на стекле. Такой странный декабрь. Идет снег и тут же превращается в дождь. Прямо не долетев до земли. Хорошо, что на подоконнике немного снежка задержалось. Белый, чистый, как и должно быть перед Новым годом.