Книга Стукач - Олег Вихлянцев

Скинув все на большой поднос, она побежала к подсобным помещениям летней чайханы[78], где ее ждал мужчина лет тридцати пяти. Не узбек. Кореец. До Соленого долетели обрывки его слов, брошенных тетке:

– Опять за свое взялась, сука дерьмовая?!

Тетка стояла перед ним как побитая собачонка,

– Я тебя отсюда на поле выброшу – лук убирать! Пошла вон, паскудина!

Соленому пока еще было не понятно, за что кореец ругает ее. Но тот вскоре подошел к его столику, без приглашения присел рядом и закурил.

– Ареалом алейкум, Павел Алексеевич! – поздоровался кореец по-узбекски.

– Здравствуйте, – посмотрел на него Соленый.

То, что незнакомец обратился к нему, назвав Павлом Алексеевичем, говорило о том, что его прислал Ким.

– Вы построже с этими. – Он кивнул в ту сторону, куда исчезла тетка. – А то они приезжих за версту видят. Да так и норовят с них денег побольше содрать. Им палец в рот не клади, руку до локтя отхапают и не подавятся.

– Ах, вот оно что!

– Ну вы пока кушайте, а потом мы поедем в одно место. Меня за вами Виталий прислал.

– Я уже понял, – ответил Соленый и приналег на шашлык.

Кореец, как оказалось, был на колесах. Он приехал на новеньких темно-зеленых «Жигулях»-«тройке». И через полчаса они с Соленым уже катили по городу. Но не в ту сторону, где жил Ким, а в противоположную.

– Далеко, ехать-то? – поинтересовался Соленый.

– Неблизко. К ночи доберетесь.

Машина миновала Асакинскую, прокатилась по площади Пушкина, оставив с правого борта какое-то военное училище. «ТВОКУ им. В.И.Ленина» – прочитан. Соленый на табличке у контрольно-пропускного пункта. Прямой, как стрела, проспект вывел их к площади Максима Горького. Здесь дорога раздваивалась. Влево шла широкая улица, названная именем упомянутого советского писателя, а вправо – Луначарское шоссе. По нему и погнал машину кореец. Спустя двадцать минут город остался позади.

– Меня Славик зовут, – представился Соленому водитель.

Пассажир промолчал. Не перечислять же ему всех своих имен! Хотя и Славик этот наверняка воробей стреляный. Иначе какого черта ему делать в упряжке Кима?

– Правительственные дачи, – кивнул Славик вправо, где шел высокий забор, за которым можно было рассмотреть шикарные каменные дома.

«У Кима, пожалуй, лучше домик будет», – подумалось Соленому. Но вслух он ничего не сказал.

– Чирчик, – объявил водитель, когда они через небольшой мосток, перекрывающий реку, въезжали в прокопченный и грязный, как большинство среднеазиатских городов, населенный пункт. – И река Чирчик называется.

– Бурея пошире, – сам себе сказал Соленый.

– Что вы говорите?

– Ничего. Это я так…

Городок проскочили за двадцать пять минут. А дальше дорога пошла в горы. Воздух как-то внезапно стал прохладнее и чище. Если в Ташкенте температура держалась на уровне сорока градусов, то здесь бьшо не более тридцати пяти. А уже через полчаса пути, когда со всех сторон дорогу обступили пологие пока еще склоны, стало даже прохладно.

Впереди показался шлагбаум и деревянная будка, из которой вышел милиционер. Рядом стояли мотоцикл «Урал» с коляской и «Жигули» первой модели белого цвета. Соленого при виде милиционера невольно передернуло. И это не осталось незамеченным со стороны его водителя.

– Вы не волнуйтесь, Павел Алексеевич, – с улыбкой произнес он. – ' Все в порядке.

«Однако!» – подумал Соленый, подивившись цепкому глазу корейца.

А тот плавно тормознул у милицейского шлагбаума. Из будки вышел еще один мужчина. Он подошел к «тройке» со стороны пассажира и, склонившись к Соленому, сказал:

– Я от Виталия. Здравствуйте. Пересаживайтесь ко мне. – И кивнул в сторону белой «единички».

Милиционер оставался в стороне и делал вид, что его не интересует происходящее.

Соленый, попрощавшись со Славиком, пересел в указанную машину. Страж порядка поднял шлагбаум, и Соленый с новым шофером продолжил путь. В отличие от Славика, сменившийся водитель не произнес за всю дорогу ни слова. А ехали они вместе до позднего «вечера. Горы становились круче. «Жигуленку» приходилось здорово трудиться, преодолевая подъемы, и жечь тормоза на спусках. В конце концов они зарулили в какой-то маленький горный кишлак. Возле одного из глинобитных домишек их встретил мальчик лет двенадцати. Шофер что-то сказал ему по-узбекски, потом, уже на русском, обратился к Соленому:

– Дальше пойдете пешком. Он дорогу знает.

Через час пешего перехода по узкой горной тропе, виляющей над пропастью, мальчик остановился и без слов показал пальцем вниз, куда вела дорога. Соленый разглядел едва заметные огоньки и понял, что именно туда ему следовало спуститься. Уже без проводника. И еще полтора часа были убиты на спуск. Стерев до крови ноги, Соленый матерился до посинения. Он готов был набить Киму морду за испытание, которому тот его подверг. Но желание это моментально угасло, стоило ему приблизиться к тем огням, которые он видел сверху. На довольно широкой и зеленой площадке были раскинуты три войлочные юрты. Возле каждой из них горел костер. А у костров сидели по меньшей мере двадцать вооруженных охотничьими карабинами мужчин. Тут же были оседланные кони. И собаки. Они поразили Соленого более всего. Каждая размером с годовалого теленка! У одного из костров сидел и Ким. Увидев Соленого, он поднялся с подстилки из толстого войлока и поприветствовал его взмахом руки.

– Запарился!.. – вырвалось у Соленого.

– Бывает! – со смешком ответил ему кореец. – Рад видеть тебя. Присаживайся.

Соленый сел у костра. Он понял: сейчас, начинается самое главное. То, ради чего; Виталий мариновал его в Ташкенте целый месяц. Значит, проверка прошла успешно, и теперь он будет допущен к делам.

– Ким бу? Якши-мисиз, Виталий-ака?[79]– Над Соленым навис здоровенный узбек, встревоженный появлением здесь незнакомца. Он смотрел на Кима, но был готов в любую секунду нанести гостю сокрушающий удар кулаком-кувалдой по голове.

– Спасибо, Гайрат, – ответил кореец. – Все в порядке. Это мой друг.

Гайрат тут же исчез.

– Телохранитель? – спросил Соленый.

– Что-то вроде, – ответил Ким.

Вскоре им принесли запеченного в углях молодого барашка, стопку лепешек и четыре бутылки водки. Пришла пора ужинать.

* * *

…Ким, Соленый и весь вооруженный отряд отправились в путь верхом на лошадях, лишь только над остроконечными пиками горных вершин разлился розовато-молочный кисель рассвета.