Книга Африканский вояж - Максим Михайлов

Цель настолько близка, что он даже не заботится о том, чтобы поднять прицельную планку, просто приседает на одно колено и жмет спуск. Яркий сноп обратного пламени, бьющийся в истерзанные барабанные перепонки грохот и темная, начиненная огнем, капсула влетает прямо в окно дома. Через мгновенье дом будто вспухает изнутри, увеличиваясь в объеме и отплевываясь во все стороны осколками оконных стекол и черепицы, потом так же поспешно складывается, с тихим всхлипом оседает, из исковерканных окон фонтаном плещет пламя. Против обыкновения никто не комментирует удачный выстрел, просто обходят стрелка и движутся дальше к единственной улочке между домами. На крыльцо соседнего с расстрелянным дома выбегает женщина средних лет в глухом черном платье и черном же платке на голове. Секунду стоит замерев, и расширенными от страха глазами смотрит на идущих по улице бойцов. Потом короткая очередь, пущенная Котом от бедра, не целясь, зашвыривает ее обратно в дом, следом в дверной проем летит граната.

Бес потом не мог воспроизвести все детали происшедшего в тот день на хуторе. После выстрела Панциря из огнемета, все перемешалось в памяти, слилось в круговерть отдельных смутных эпизодов. Милосердная психика постаралась, вовремя успела отключить мозг, не дала сойти с ума. Из воспоминаний в основном остались ощущения: жар от горящих домов, опаляющий лицо, обожженные покрывшиеся пузырями губы и веки, мечущиеся в отсветах пожара черные тени, пронзительный женский визг алмазным сверлом буравящий мозг, методичные короткие очереди, звучащие из облаков густого воняющего горелым мясом дыма, не бой — расстрел. Те из жителей, что имели оружие, толком оказать сопротивления не смогли, несколько выстрелов из охотничьих ружей, мелкая дробина, засевшая в ноге у Мутного не в счет. За считанные минуты маленький уютный хутор превратился в пылающее огнем адское пекло.

Они уже уходили, когда на разные голоса на дороге завыли автомобильные моторы и из остановившихся неподалеку грузовиков начали выпрыгивать вооруженные люди. Огрызнувшись пулеметным огнем, группа рванулась назад. Короткий сумасшедший бег по единственной улочке, прикрытые от нестерпимого жара полами курток лица, загорающаяся прямо на теле одежда, и вот они уже выскочили к противоположной окраине. Дальше чернела жирной грязью пашня, а за ней чахлый по-осеннему насквозь просматриваемый с облетевшими кронами лесок.

— К лесу! Быстрее! Ходу! Ходу!

Ноги вязнут в грязной земляной жиже, опаленная кожа на лице и руках пронзительно саднит, стокилограммовые комья жирной глины липнут к ботинкам, каждый шаг нечеловеческое испытание.

— Быстрее! Быстрее!

Бес присел на колено у остатков забора окружавшего крайний дом, то, что от него осталось до сих пор весело полыхало, громко потрескивая и гудя рыжим пламенем, настороженно водя автоматным стволом по сторонам, он ждал появления преследователей. Кто-то должен задержать здесь не вовремя свалившихся невесть откуда нохчей, иначе остальным не успеть добраться до спасительного леса — перестреляют на пашне. Рядом остановился Кот, молча встал за спиной, тяжело переводя дыхание. Остальные бойцы к тому времени были уже на середине поля.

— Ты чего застрял? Давай за остальными, я потом догоню!

— Не догонишь…

— Чего? — Бес непонимающе обернулся.

В лицо ему смотрело дуло пистолета, черное, бездонное как Марианская впадина, на втором плане за магнетически приковывающим взгляд отверстием злорадно скалился Кот.

— Того! Значит, говоришь, Кот полное говно, урод без чести и совести, тупой убийца? А ты значит у нас ангел с крыльями, борец за справедливость? Образованный и культурный, фу ты ну ты, куда уж нам сиволапым!

— Ты что, сдурел? Убери ствол! Нашел время обиды выяснять, придурок!

— Да нет, придурок, это ты. Надоел ты мне, прощай!

Бес еще успел услышать, как пухнул пороховым выдохом ПБ, а потом что-то тупое и тяжелое ударило в грудь, разворачивая на месте, бросая лицом в жирную, чавкающую под ногами грязь.

Очнулся он в темноте, рядом смрадно дышало, воняло тяжелым запахом и ворочалось что-то живое. Что именно понять не удавалось, залепленные засохшей грязью глаза отказывались открываться, он потянулся было рукой протереть их, и с удивлением понял, что левой руки у него нет. По крайней мере в привычном смысле этого слова, может она и была на месте, вот только он ее абсолютно не чувствовал и не мог приказать пошевелиться даже пальцу. Попробовал подвигать правой рукой и, о радость, получилось, правда с трудом, будто под водой, преодолевая сопротивление окружающей среды. Подвигал ногами, ноги на месте — только онемели от неподвижности, замерзли и затекли. Наконец с большими усилиями разлепил веки и тут же чуть не зажмурился вновь, прямо перед глазами, в каком-нибудь метре виднелась оскаленная собачья пасть, внушающего уважение размера. Мощные отливающие желтизной клыки перепачканы кровью, почерневший, вываливающийся язык не помещается между ними, а над всем этим желтые, горящие лютой злобой глаза здоровенной кавказской овчарки. Сам пес изо всех сил пытается подползти ближе, достать клыками. Тянет грузное обвисшее, сочащееся кровью из располосованного пулями живота тело. Упирается передними лапами в землю и подтягивается, ползет вперед, волоча по земле бурые ленты кишок и бессильно обвисшие задние лапы. Увидев, что Бес очнулся, псина разразилась угрожающим рычанием и отчаянными усилиями сдвинулась еще на десяток сантиметров, клыки щелкнули в бессильной ярости, от невозможности дотянуться до вожделенного горла врага. Бес огляделся. Кровавый след тянулся за собакой, уходя к пепелищу с обгорелым остовом дома. Издалека же приполз к нему этот мститель.

Бес пристально уставился в полные ненависти собачьи глаза. Когда-то в далеком детстве он мечтал завести собаку и прочел много литературы о наших четвероногих друзьях. Так вот почти все авторы сходились в одном, собака не может выдержать пристального взгляда человека. Однако фокус не удался, этот пес, голову не опустил, а, наоборот, взрыкнув от нестерпимой боли неимоверным усилием придвинулся еще чуть ближе.

— Ну что ж, видно миром нам с тобой не разойтись. Я правильно понял? — произнес Бес и удивился собственному голосу, обычно глубокий и звучный сейчас он звучал хриплым карканьем. — Ну, давай подползай, я жду!

Пес ответил рычаньем и вновь чуть подтянулся вперед. Автомата нигде в зоне видимости не наблюдалось, да Бес и не решился бы стрелять, мало ли чье внимание мог привлечь выстрел в данной ситуации. Правая рука лихорадочно зашарила в районе пояса, пытаясь нащупать нож. Пес, заворчав, преодолел еще несколько сантиметров, вновь щелкнули окровавленные клыки. Наконец пальцы сжались на прохладной, чуть шершавой рукояти финки, теперь необходимо было извлечь ее из ножен, что, учитывая замерзшие негнущиеся пальцы и непривычную однорукость тоже было не простой задачей. Зловонное собачье дыхание уже обдувает лицо, тяжелый запах крови перемешанный с вонью мокрой шерсти забивает нос, в желтых глазах псины торжество, до вожделенного горла сантиметры, один рывок и можно будет наконец вцепиться в эту податливую тонкую кожу, оборвать бьющиеся под ней жилы, захлебнуться сладкой вражеской кровью. В этот момент застежка на ножнах все-таки поддается. Нож удобно ложиться в руку, но вместо привычного молниеносно-смертоносного росчерка со свистом рвущей воздух стали, получается только вялый тычок. Острие врезается в собачью морду рядом с глазом, скользит по кости сдирая кожу и бессильно падает на землю. Пес даже не взвизгивает, у него нет на это сил, он лишь досадливо мотает оцарапанной мордой и вновь тянется вперед. Бес тщательно целится, время есть лишь на одну попытку, если не нанести смертельную рану сейчас, собачьи клыки вонзятся в шею, разрывая артерию. И вот удар! На этот раз удачно, лезвие, почти не встречая сопротивления, на всю длину входит собаке в глаз, та машет головой, пытаясь избавиться от стальной занозы, и тихонько подвывая от боли, но только помогает глубже воткнуть нож. Несколько секунд собачье тело сотрясают отчаянные конвульсии, потом оно судорожно вытягивается и замирает.