Книга Седьмой круг ада - Игорь Болгарин

Он отбыл на «Александре Михайловиче» в Севастополь. Пароход бросил якорь недалеко от Графской пристани и вызывающе стоял там, на виду у всего города, пока барон Врангель сам для себя пытался решить задачу со многими неизвестными. Покидать Россию он не хотел. Но и оставаться ему уже было невозможно.

Однажды барона посетил английский адмирал Сеймур, только что прибывший из ставки, находящейся в Екатеринодаре. Он передал, что Деникин просит не медлить с исполнением его приказа.

Врангель окончательно понял, что примирение невозможно, что Деникин просто боится его. Особенно сейчас, в дни беспорядочного отступления, когда недовольство в армейских командных верхах уже достигло критической точки и в среде офицеров все чаще стали поговаривать об отставке Деникина.

А к Крыму уже подступала весна. По ночам над Севастополем еще держался морозец, но едва всходило солнце, он заползал подальше, в глубокую тень и темень, и отсиживался там до сумерек. На перешейке генерал Слащов с небольшими силами вел тяжелые бои, отстаивая Крым. Пока ему удавались самые рискованные операции. Он проявлял себя как крупный военный талант, и Врангелю тяжело было осознавать это. Он-то сам оставался в бездействии.

Возле стекла иллюминатора, от которого веяло прохладой, хорошо думалось. Как жить дальше? И все определеннее, четче проступало решение поселиться где-нибудь в тихом пригороде Лондона и там в несуетной обстановке провести остаток отпущенных ему дней. А Россия?.. Что ж, если она может обойтись без него, то и он ответит ей тем же.

Невеселые размышления. И не очень своевременные для человека, которому едва перевалило за сорок. Впрочем, как смотреть. В свои годы Врангель уже со всей щедростью получил от судьбы и горького, и соленого.

Из всех безрадостных и беспокойных мыслей, которые посещали его в эти дни, одна особо удручала Врангеля. Мысль о судьбе матери. Ротмистр Савин до сих пор так и не дал о себе знать. Врангель понимал, что это значит: ротмистр, оказавшись в страшной круговерти кровавых боев под Петроградом, где-то там бесславно или со славою сложил свою голову.

Прежде чем навсегда покинуть Россию, надо было бы еще раз повторить все сначала. По крайней мере договориться с контрразведчиками: чтобы они по своим каналам помогли переправить в Петроград верного ему человека. Что этим человеком будет подпоручик Микки Уваров, барон решил давно: молод, умен, вынослив, предан. Эти качества обещали способствовать успеху дела. Барон несколько раз заговаривал с Уваровым о возможной «командировке» в Петроград, не только не скрывая опасностей, но даже подчеркивая их, ссылаясь на печальную участь ротмистра Савина. И Микки откликался с решительной готовностью.

Но Врангель опасался, что контрразведчики, если обратиться к ним с просьбой о помощи, или проигнорируют ее, или отнесутся к ней формально – что им опальный генерал! А повторная попытка вызволить мать из большевистской неволи требовала надежных гарантий.

Раздумья барона прервал стук пришвартовавшейся к пароходу шлюпки. По палубе гулко и дробно застучали каблуки солдатских сапог. И почти сразу прямо над приоткрытым иллюминатором зазвучали два голоса. Один, робкий и просящий, принадлежал капитану, другой, густой и уверенный, – начальнику объединенной морской и сухопутной контрразведки полковнику Татищеву.

– Да, но у меня угля не хватит, господин полковник!

– Поч-чему?

– Не бункеровались. На складах угля нету.

– Нич-чего. Не хватит, попросите взаймы!

– Где? В море?

– Именно! – И, прекращая дискуссию, полковник приказал: – Поднимайте пары… Через час вы должны сняться с якоря. Иначе пароход поведет в море другой капитан.

– У меня часть команды на берегу! – взмолился капитан. – Без матросов еще куда ни шло, но без кочегаров…

– Разве я непонятно объяснил? Понадобится, сами станете к топке!.. Но чтоб мне через час сняться с якоря! Ясно?

– Да, господин полковник.

Потом Врангель услышал голос Татищева уже в коридоре: с непривычки ударившись обо что-то и матерно ругаясь, полковник добрался до его каюты, постучал в дверь и, не ожидая позволения, резко распахнул ее:

– Разрешите, ваше превосходительство?

– Входите, – отозвался от иллюминатора Врангель.

Татищев вошел и некоторое время топтался посреди каюты, шумно при этом вздыхая. Он был похож сейчас на бульдога, который долго гонялся за кошкой и упустил ее; вид у него был одновременно воинственный и сконфуженный.

– Вынужден принести свои извинения, ваше превосходительство, – наконец заговорил он. – Видит бог, выполняю чужую волю… Хотя и против совести, желания, чести.

– Не тратьте слов, полковник! Все знаю, – оборвал извинения Татищева Врангель. – У меня ведь тоже есть своя разведка. Я вас ждал.

– Гора с плеч, барон! – Татищев вытер большим фуляровым платком лицо и шею. – Приказ получил еще вчера, да все… Поверите ли, не мог! А нынче срочная депеша: подтвердите исполнение. Так что не держите зла, барон.

– Полноте. Деликатность вашу ценю, а потому, закончив этот унылый разговор, простимся по-товарищески… – Врангель подошел к буфету, открыл его, извлек высокую витую бутылку, поставил на стол. – Надеюсь, не откажете: посошок, как говорится. На дорожку. Не нами заведено, не нам и отменять.

– Благодарю!

– Не думал, что придется так спешно покидать Россию, – разливая коньяк, сказал барон. – Намеревался встретиться с вами, полковник… Ваше здоровье!

Они выпили. Руки Татищева, на вид грубые и неловкие, легко запорхали над столом, выхватили из блюдечка посыпанную сахарной пудрой дольку лимона. Положив ее на язык, полковник блаженно скривился, при этом так прищелкнул пальцами, что получился почти кастаньетный звук.

– Го-осподи, да за что ж так хорошо! – воскликнул он и лишь после этого спросил: – По делу?

– Весьма и весьма важному. – Барон скорбно склонил голову и выдержал приличествующую паузу. – Видите ли, в Совдепии у меня осталась мать.

– Что вы говорите! – сочувственно сказал Татищев.

– В Петрограде.

И Врангель рассказал начальнику контрразведки о ротмистре Савине, о тревоге за мать, о том, что хотел бы еще раз попытаться вызволить ее из красного плена. Рассказал о подпоручике Михаиле Уварове, крестнике баронессы, которому безмерно доверяет и хотел бы с помощью контрразведки перебросить его на ту сторону.

Когда уже наполовину была опорожнена бутылка, Татищев клятвенно заверил барона, что в самое же ближайшее время исполнит его просьбу и с лучшими, подлинными документами переправит его доверенного в Совдепию, в Петроград. Похоже, смышленый контрразведчик верил в то, что карьера Врангеля вовсе не закончена.

Врангель несколько раз дернул за шнурок, вызывая капитанского вестового, исполняющего на пароходе и его небольшие поручения.

– Подпоручик Уваров у себя?