Книга Черная башня - Луи Байяр

От Парижа до Сен-Дени всего десять километров, но первая часть путь лежит через холмистую местность. Лошадь Видока к такому не привыкла. Она стонет в своей упряжи, скользит, едва не падает, беспрерывно пьет из луж. В двухстах метрах от холмов Монмартра нам приходится вылезти из экипажа и идти пешком. Но когда мы минуем ворота Сен-Дени, дорога подсыхает, здания попадаются реже, пока не исчезают совсем, и Шарлю, наконец, предоставляется возможность вздремнуть — что он и делает, и спит столь же крепко и сладко, как по дороге из Сен-Клу.

— Только посмотрите на него! — восклицает Видок. — Да может ли он делать что-нибудь еще, кроме как спать?

В начале одиннадцатого Сена поворачивает на запад, и нашим взорам открывается зеленая равнина. Буйная растительность волнами подступает к окруженному стеной городу. Изнутри доносятся крики уличных торговцев, щелканье бичей, мычание коров. И вдруг в самый неожиданный момент начинают звонить колокола аббатства: в их звоне остальные звуки растворяются.

— За дело! — объявляет Видок.

Вытащив из-под сиденья картонный цилиндрический футляр, он извлекает из него карту, пестрящую отметками углем.

— Некрополь здесь, — показывает он, расстилая карту на скамье. — Прямо на кладбище пройти нельзя, только через аббатство. В склеп, который нам нужен, можно попасть через ворота из придела Богоматери — вот здесь, видите? Обычно ворота заперты, но сегодня церковный служитель получил приказ открыть их на время с одиннадцати до двенадцати.

— Почему бы им просто не открыть ворота, когда она прибудет?

— Она терпеть не может привлекать к себе внимание. Поэтому и одевается так, во все серое и мешковатое, чтобы проскальзывать незамеченной. А теперь слушайте внимательно. Вам ни при каких обстоятельствах не следует идти за ней. Ваша задача — просто находиться поблизости, ожидая, пока она появится.

— И что потом?

— А потом вы берете Шарля под руку и идете. Прямо у нее перед глазами, быстро проходите. Если желаете, можете поприветствовать ее: «Доброе утро, мадам!», но не обращайтесь к ней ни по имени, ни с титулом. Поклонился — улыбнулся — пошел дальше. Ясно?

Город отчетливо вырисовывается в свежем утреннем воздухе. Словно иллюстрация, вырезанная из старого манускрипта.

— А если что-то пойдет не так? — спрашиваю я.

— Я буду в нефе. Если произойдет что-то, с чем вы не сможете справиться в одиночку, подайте мне сигнал.

— Какой сигнал?

— Откуда, черт побери, мне знать? Постучите себя по голове, ущипните за задницу! Это вас устроит, месье Подайте Мне Сигнал?

— Можно придумать что-нибудь и попроще, — бормочу я.

Нахмурившись, он скатывает карту и прячет ее обратно в футляр.

— Если она узнает его, Эктор, это существенно облегчит нашу работу. А если нет… что ж, этим мы займемся в свое время.

Первое существо, встречающее нас внутри городских стен, — гордость и краса Иль-де-Франса, овца. Она предпринимает попытку вскарабкаться по стенке экипажа, блея при этом столь приветливо, что Шарль просыпается.

— Где мы? — спрашивает он спросонья.

— На королевском кладбище, — отвечает Видок. — Вам понравится, обещаю.

Десять минут спустя Шарль тянет меня за рукав.

— Может, уже пойдем?

Потому что смотреть особо не на что. Стараниями революционеров ниши пусты, полы обшарпанны, на хорах не хватает плит. Нет ни алтаря, ни органа. Наверное, именно поэтому мне здесь нравится. Потому что видна сущность места.

— Прямо сейчас уходить нельзя, — говорю я. — Есть одна леди, с которой я хочу вас познакомить.

— Вон та, старая? Которая все повторяет «Агнец Божий»?

— Нет, другая. Она еще не пришла.

— А откуда вы знаете, что она придет?

В нормальных обстоятельствах я бы переадресовал вопрос Видоку, но сейчас он уже отделился от нас. И выглядит точь-в-точь как немецкий банкир, которого изображает. Отливающие золотом волосы, твердые, как самшит, усы, даже походка новая. Единственное, что выдает Видока под батистовой рубашкой и белым пикейным жилетом, — то, что он по-прежнему подволакивает правую ногу.

— Она обещала прийти ровно в одиннадцать, — сообщаю я. — Осталось всего десять минут.

Чтобы развлечь его, я рассказываю о великих людях, похороненных здесь. Говорю о Карле Мартелле и Гуго Капете… о Генрихе Втором и Людовике Четырнадцатом. С таким же успехом можно было сообщать ему данные последней переписи.

— Уже одиннадцать? — спрашивает он.

— Скоро будет.

— Но когда же?

Я сам слышу, что мой голос звучит раздраженно.

— Вы с месье Тепаком так же себя вели? Уж он-то, без сомнения, водил вас в самые разные места.

— Только не по соборам, — надувается Шарль. — Один раз мы ходили ловить рыбу, и это было почти так же скучно. По-моему, от скуки изнывали даже рыбы. Они, наверное, и крючок только потому и заглатывали — чтобы не утонуть от скуки. О! Это она?

Позже, когда я припоминаю этот случай, то не устаю поражаться тому, что он ее сразу узнал. По проходу шествуют пять человек, примечательных бесформенностью своих одеяний, а согбенная фигурка посередине практически целиком скрыта мантильей. В одном Видок точно прав: она не стремится стать центром внимания.

— Да, — отвечаю я. — Это она.

— Так чего же мы ждем?

Он рвется вслед за темными фигурами, но я удерживаю его, схватив за руку.

— Не сейчас. Надо дать ей возможность почтить память родителей.

— И сколько на это нужно времени?

— По обстоятельствам, — отвечаю я. — Зависит от степени почтения.

Когда скорбная процессия вступает в придел Богоматери, последний в цепочке бросает взгляд назад, и я начинаю глядеть на гигантские розовые окна над поперечным нефом. Я с демонстративной внимательностью изучаю эти окна, но на самом деле отсчитываю секунды: одна… две… три…

Я не успеваю досчитать и до десяти, когда внезапно осознаю, что чего-то не хватает.

Шарль исчез.

Я делаю шаг к западным дверям. Его там нет. Другой шаг, на этот раз к трифорию. Там его тоже нет. Я обвожу взглядом ряды скамей, всматриваюсь в проходы между ними… и лишь потом поворачиваюсь туда, куда до этого момента избегал смотреть. И именно там я его нахожу: почти у самого придела Богоматери, куда он спешит добраться.

Бежать нельзя. Самое большее, что я могу себе позволить, это ускорить шаг. Продвигаясь в направлении главного алтаря, я подаю знаки Видоку, машу руками, но тот с головой ушел в изучение верхнего ряда окон над хорами, и я вижу, как Шарль отворяет железные ворота и исчезает во мраке. Я едва не кричу, но удерживаюсь, и все, что мне остается, это как можно быстрее идти.