Книга Темная комната - Майнет Уолтерс

— Может быть, поэтому вы и называете его Адамом? Чтобы доказать, что вы так и не стали настоящей леди?

— Я не понимаю вас.

— Я допускаю, что такое обращение подразумевает равноправие между вами. «Мы с тобой одинаковые, Адам. Если уж ты не можешь вести себя, как джентльмен, то и я не могу стать леди». Я угадал?

Она продолжала рассматривать собственное отражение в зеркале:

— Вы действительно выдвигаете иногда очень смелые предположения. При нормальных обстоятельствах я вообще мало думаю об Адаме, и уж, во всяком случае, не в таких аналитических терминах.

— Но вы сами говорили, что отношения для вас только тогда становятся хорошими, если секс в них вообще не присутствует, — напомнил доктор. — Тем не менее, насколько я понял, у вас не блестящие отношения с отцом. Можно ли отсюда сделать вывод, что у вас когда-то были сексуальные связи?

— Нет, — совершенно спокойно произнесла Джинкс. — Такие выводы делать нельзя. Я не позволю вам навязывать мне теорию о ребенке, которого в детстве сексуально домогался отец, хотя это сейчас, кажется, очень модно. Да и что вы вообще можете об этом знать? Мне помнится, вы говорили, что сами не психиатр.

Он почувствовал, что женщина начинает злиться.

— К чему такая оборона? Не потому ли, что вы сознаете: не будь у него такой отменной выдержки и контроля над собой, у вас могли бы возникнуть подобные отношения? Не исключено, что и желание не было односторонним.

Неожиданно она закрыла глаза.

— Я еще раз прошу вас не забывать о том, что может сделать отец с человеком, который ему не понравится, доктор Протероу. Если вы пытаетесь приобрести в его лице врага, вы просто безумны.

Долгое время после этого разговора доктора не покидало чувство, что, произнося последнюю фразу, Джинкс имела в виду саму себя.

* * *

Джинкс напряглась, пытаясь воскресить в памяти домашний телефон Дина Джарретта.

— Дин? — неуверенно произнесла она, услышав, что трубку на другом конце провода сняли. — Дин, мне очень неловко беспокоить тебя дома…

— Кто это?

— Джинкс.

— О Господи! — взвизгнул такой знакомый голос. Телефон стоял у него в гостиной, представлявшей собой супермодную коллекцию всевозможных декоративных изысков. Скорее всего, Дин в этот момент возлежал в шезлонге, устроив голову с выбеленной перекисью водорода шевелюрой на какой-нибудь подушечке в ажурной наволочке. В одной руке телефонная трубка, в другой — неизменный бокал шампанского. Дин был настоящим актером. Он играл всегда, даже когда оставался совершенно один, и Джинкс любила его за это, потому что сама была слишком далека от такого образа жизни.

— Мы волновались за тебя, не знали, что и подумать, — сразу же затрещал он. — Я говорю Анжелике: «Анжелика, милая моя, любимая, ты только представь себе, что будет, если, не дай Бог, мы ее потеряем?» Мы вообще не знали, что нам делать и как себя вести. Перед нами вставала проблема позвонить этому ужасному человеку, который считается твоим отцом, но это же невозможно! Мы боимся, поэтому продолжаем упорно работать и молить Бога о том, чтобы ты побыстрее выздоравливала. Ты знаешь, он потом все же позвонил сам и разговаривал с Анжеликой. Он такой грубый и резкий. Обозвал ее негритоской и ни за что не хотел говорить, где ты находишься. Просто сообщил, что ты еще не пришла в сознание и лежишь в больнице. А нам посоветовал заниматься теми делами, за которые нам платят деньги. Потом приходила полиция. Они задавали кучу вопросов, и мы с Анжеликой чуть не умерли от страха. — Он запутался в словах и замолчал. — Ну, а дела идут полным ходом, — немного успокоившись, продолжал Дин. — Бизнес процветает. Ты только насчет студии не волнуйся, тут все в порядке. Слава Богу, люди тебе доверяют, и недостатка в клиентах нет.

— Я знаю. — Джинкс не смогла сдержать улыбку. — Вот поэтому я за вас и не беспокоилась.

— Все равно тебе надо было позвонить мне раньше, — обиженным тоном произнес Джарретт. — Мы были так расстроены, хотели послать тебе цветы, но не знали, куда. Анжелика все глаза проплакала, говорит, что кто-то из нас обязательно должен приехать к тебе в больницу.

— Прости, что не связалась с тобой. Дело в том, что… — Она замялась. — Ну, если честно, то я сейчас функционирую только в полсилы из-за того, что во время падения здорово стукнулась головой, и теперь у меня наблюдается какая-то чудовищная амнезия. — Она сдавленно хохотнула. — Последние три или даже четыре недели я практически не помню. Глупость какая-то, да? Я тебе скажу свой номер телефона, и ты сможешь со мной связаться в любой момент, когда понадобится. — Она дала ему адрес и телефон больницы. — Правда, я не собираюсь здесь задерживаться, — предупредила она. — Как только я немного окрепну, то первым же поездом рвану отсюда в Лондон.

Он закудахтал, как курица, снесшая яйцо:

— Не спеши, оставайся там, сколько необходимо. Нет смысла срываться из больницы, если тебя еще не совсем подлечили. У нас тут полный порядок, все идет своим путем. А уж когда я расскажу, что беседовал с тобой, то вообще все будет распрекрасно. Но сейчас по нашему разговору не чувствуется, чтобы у тебя были какие-то проблемы с памятью. Тебя это тревожит?

— Да. — Она глубоко вздохнула. — Скажи, я с кем-нибудь из вас встречалась или разговаривала между четвертым июня, когда уезжала в Гемпшир, и сегодняшним днем? То есть, звонила ли я кому-нибудь из наших работников, пока гостила у родителей или приходила в студию в понедельник, вернувшись от них? Это у нас было тринадцатое число.

— Нет, — как бы извиняясь, произнес Дин. — Именно об этом и спрашивали полицейские, когда заявились в студию. Видели ли мы тебя? Говорили ли с тобой? Знаем ли мы, зачем ты поехала в понедельник в Гемпшир? Ну, мы, конечно, ответили всю правду. С пятницы, третьего числа, от тебя не было слышно ни звука. Тринадцатого, когда ты не пришла на работу, Анжелика просто оборвала телефон, пытаясь дозвониться до тебя, но всякий раз натыкалась на автоответчик. Мы уже собрались с духом, чтобы позвонить твоему отцу, когда неожиданно этот дьявол объявился сам и сообщил, что ты в больнице. Ну, и с той минуты мы не перестаем рвать на себе волосы от отчаяния. — Он немного помолчал. — Ты и в самом деле ничего не помнишь после четвертого числа?

В его голосе прозвучала искренняя забота и тревога.

— Нет, но, в общем, я в порядке. — Она снова неестественно засмеялась. — Мне уже потом сообщили всякие важные вещи. Ну, например, что свадьба с Лео не состоится, что сам он сбежал вместе с Мег, а я будто пыталась покончить с собой. Но я ничего этого не помню!

— Ну, дорогая моя, раз на то пошло, никто из нас тоже не верит в то, что аварию ты устроила умышленно. Ты ясно всем сказала еще за неделю до того, как отправиться к родителям, об отмене свадьбы. Мы с Энжи были просто уверены в цели твоей поездки к отцу: ты отправляешься к своему дьяволу для того, чтобы сообщить ему эту новость и отменить все приготовления. Поэтому мы были весьма удивлены твоему бездействию.