Книга Час ворона - Михаил Зайцев

– Братан! – Мой голос дрогнул. – Мне, по типу, с мусорами здешними здороваться никак нельзя! Сверни куда, а, братан!

– Куда ж я сверну? Шоссейка прямая, по бокам кюветы, да и ментяры нас ужо срисовали.

– Проскочить мимо них сможешь?

– Офуел? По рации стукнут, и полный край нам с тобою выйдет!

Лысый чуть сбавил скорость, но милицейский кордон на шоссе все равно неотвратимо приближался с каждой секундой, а в голове не рождалось ни одной путной мысли.

– Омоновцы лютуют, – обрадовал меня Лысый и вдруг рассмеялся во всю глотку. – Оба! Ха-а-а! Не ссы, братан! Я, кажись, одного омона признал! Точняк, это он – Кузя! Сержант Кузьмин, знакомец мой, должничок! Проскочим.

Отлично! Впереди меня ждет встреча с омоновцем Кузей, который сегодня с утра вдоволь потрепал мои длинные седые волосы. Полный абзац! Даже если облава устроена на кого-то другого, не на меня, все одно – абзац!

Я поднял пистолет, ткнул стволом в спину Лысого и чужим голосом приказал:

– Едем мимо, не останавливаемся!

– Братан, не психуй! – Лысый выпрямил спину, выпятил лопатки, стараясь ослабить давление пистолетного рыла на позвоночник. – Ляж сзади, по типу, ты пьяный, прикройся чем, и все по делу будет, зуб даю!

– Ну, хорошо... – Я вытянулся вдоль диванчика задних сидений. – Но если вдруг...

– Обижаешь! – перебил Лысый.

Задние сиденья «Форда» покрывали два пушистых пледа. Ими я и накрылся, как одеялами. Особенно тщательно накрыл голову, чтоб ни одной седой волосинки не торчало. Пистолет держал под покрывалом наготове, обманывая себя, что, в крайнем случае, воспользуюсь огнестрельным оружием, и понимая, что это самообман. Застрелиться да, пожалуй, успею, прежде чем меня не изрешетят пули омоновских автоматов. А омоновцы точно откроют стрельбу, увидев знакомого типа с пистолетом в трясущейся руке. Если увидят. Если полезут в салон и сдернут с моей рожи плед.

Машина притормозила. Лысый поспешил поприветствовать знакомого мусора:

– Здоров, Кузя! Как служба?

Знакомый голос Кузи ответил сварливо:

– Кому Кузя, а кому и старший сержант Кузьмин Валерий Палыч!

– Прощения просим, Валерий Палыч, – вежливо произнес Лысый с едва уловимой издевкой. – Пшто честных граждан стопоришь, старший сержант?

– Кто там у тебя на задах валяется?

– Кореш нажрался и отдыхает.

– А сам ты как? Трезвый?

– Хошь, дыхну, без проблем.

– Ладно, проезжай... Хотя погоди! Чегой-то у тебя с подфарником?

– Стекло треснул, когда парковался.

– Непорядок.

– Понятно, начальник! – Звук открывающегося бардачка, шуршание. – Держи. Нормально? Не обидел?

– Проезжай!

– Спасибо.

Машина тронулась, медленно набирая скорость. Спустя минуту я сдернул плед с головы.

– Во, щенок, оборзел! – Лысый мимолетно повернул голову, взглянул на меня, ища сочувствия. – Кузя, говорю, оборзел. Двадцать баксов ни за что снял, легавый. Будто в том месяце мы за одним столом в кабаке и не нажирались по-свойски!

– Спасибо, братишка, спас ты меня. – Я не смог сдержать искренней благодарности, невольно выйдя из образа крутого супермена. – С местным ОМОНом я встречаться ну никак не могу!

– Без базаров! Твои дела – твои. Мое слово – мое. Сказал, провезу, и провез. Где б мы были, брат, не помогай друг дружке, а?

Да здравствует бандитское братство! Есть своя сермяжная правда в жизни «по понятиям». Если уж де-факто утвердилось правило «человек человеку волк», быть может, лучше жить в стае? Конечно, лучше, когда б еще и падаль при этом жрать не приходилось. Меня вон тоже, был прецедент, звали под «крыши» клепать порнуху. Можно сказать – предлагали работу по специальности. Бабки сулили стабильные и солидные. Одна загвоздка – требовали снимать так называемое «порно с юными участниками», то бишь, с девочками и мальчиками восьми-десяти лет. Давали на просмотр соответствующие видеокассеты, объясняли, дескать, малолетних бомжей, готовых сниматься за шоколадку, пруд пруди. Я отказался. Не по каким-то там высокоморальным принципам, а просто отказался. Некоторые могут работать ассенизаторами, я не могу. Блевать тянет.

До Москвы доехали, слава богу, без новых приключений. Я сжевал шоколадку, припасенную в бардачке, и выпил глоток отменного коньяка. Лысый что-то рассказывал о своих взаимоотношениях с подмосковными ментами, но я его не слушал. В который раз проигрывал в уме предстоящий визит к ментам московским, в гости к капитану Верховскому и его сослуживцам.

«А вдруг в камере, где Лешка Митрохин напомнил о своем однокласснике, шапочно знакомом и мне, капитане Верховском, человек со шрамом все же позаботился установить микрофоны? – мучился я невеселыми мыслями. – Заключенные трепались, а содержатель частной тюряги сидел и подслушивал? Могло такое быть? Легко. Однако не было. Не было в камере никаких микрофонов, шпионских «клопов» и прочей подслушивающей аппаратуры! Если бы наши разговоры прослушивались, то окошко над бассейном непременно позаботились бы прикрыть. А раз окно оказалось открытым, то и фамилию Верховский никто, кроме меня и Толика, не слышал. Ну, и, конечно, самого Лехи, вспомнившего о Викторе Верховском. Знай человек со шрамом фамилию Верховский, без проблем узнал бы и место службы капитана. Организовать засаду на подходе к отделению милиции, куда я спешу, – плевое дело. Но, тысячу раз «но», окошко было открыто, и, следовательно, нечего бояться засады. Бояться не нужно, но еще тысячу раз «но», подстраховаться не повредит!»

Кольцевую дорогу «Форд» пересек на закате солнца. Не верилось, что от рассвета до заката я успел многократно спастись от... от кого только я сегодня не спасался, страшно вспомнить! Между тем я-то как раз спасся и в этом, наверное, уже смело можно себе признаться. Осталось спасти друзей. Если они еще живы.

Я попросил Лысого довезти меня до нужного района города. Братишка-бандит охотно согласился. Узелок с грязной одеждой без всякого сожаления выбросил в окно еще на подъезде к городу и сейчас, в преддверии расставания с Лысым, разрядил пистолетную обойму на всякий случай. Патроны высыпал под ноги. Кастрированный пистолет (черт его знает какой модели, не разбираюсь я в пистолетах) небрежно бросил на сиденье рядом с лысым водителем. Лысый понятливо усмехнулся, наблюдая в зеркальце, как я выщелкиваю патроны из обоймы, но предпочел промолчать, никак не прокомментировал мои манипуляции с его оружием.

Я настолько уверовал в близкий и счастливый конец своего бегства из лап меченого злопамятного садиста, что засосало в районе желудка. Плитка шоколада да глоток жидкого коньячного янтаря для здорового и уставшего мужика пища не серьезная. Голодные спазмы в животе – первый признак стабилизации нервной системы. Аварийные системы организма самоотключились, и нутро желает жить в прежнем, обычном режиме.