Книга А этот пусть живет... - Валерий Ефремов

Обиженный Костя теперь легко перешел на «ты»:

— А ты взятки брала? Когда актрисой работала?

— Я — женщина, милый мой. А женский удел — не брать, а давать. А впрочем, ты прав: лицедейство — ремесло, совершенно никчемное. Но я не об этом… Я к тому, что на одну твою зарплату красивую, знающую себе цену женщину в стоящий ресторан не пригласишь. Смотри, какие здесь цены, — она покрутила в руке картой напитков и блюд, — вполне столичные.

Митин уже успел в этом убедиться, просмотрев меню, но ответил с подчеркнутой уверенностью:

— Чтобы выпить и закусить, у меня денег хватит.

— Уж вижу, что на цветах сэкономил, — кивнула она на вазу на их столике с завядшим букетиком, который администрация ресторана забыла обновить.

Митин теперь смутился по-настоящему:

— Я сейчас схожу куплю.

— Да ладно… Ты меня извини, Костя. Это все от моей избыточной вредности и порочности. Уж больно противная я тетка. — Саша полезла в свою сумочку. — Давай я тебе на всякий случай двести баксов дам. А то я привыкла ко всяким там разносолам. — Она положила две купюры в нагрудный карман его пиджака и ласково добавила: — Расслабься, Костя, все в порядке. Между друзьями счетов не бывает.

Саша сделала это так естественно, что Митин, хотя и испытал в данный момент некоторую неловкость, быстро пришел в прекрасное расположение духа. Ведь денег и вправду могло бы не хватить, если бы дама захотела деликатесов.

— Я тебе с получки отдам, — уверил он спутницу. — Что ты пить будешь?

— Мне коньяк. Только возьми молдавский — все остальные марки у нас подделывают.

— По сто?

— Да будет тебе! Бери сразу бутылку — к чему официанта лишний раз гонять.

Эдакая молодежная безбашенность речей Саши, по мнению Кости, как-то не вязалась с ее изысканным вечерним, видимо, чрезвычайно дорогим нарядом — длинное, но открывающее плечи и сильно декольтированное платье на бретелях глубокого малинового цвета и золотая цепочка с крестиком. Но все это его нисколько не коробило, а даже придавало девушке дополнительное очарование.

Несмотря на декларированную ею склонность к разносолам, Саша ограничилась рыбным ассорти да фруктами и совершенно отказалась от горячего.

Митин же полагал: раз башли есть, то ограничивать себя в жратве не стоит. Он заказал и шашлык, и мясное ассорти, и салат «Столичный», и помидоры под майонезом, и даже селедку, которая к коньяку вроде бы не идет, но уж очень она хорошо смотрелась на соседнем столике.

Они подняли рюмки, и Саша неожиданно сказала:

— Если не возражаешь, первый тост будет мой.

Митин терпеть не мог произносить всякого рода приветственные речи, поздравления и, соответственно, тосты, и инициатива спутницы его очень порадовала.

— Итак, он будет очень короткий — за взаимную любовь!

— Поддерживаю! — весело отозвался старший лейтенант.

— А знаешь, почему я его предложила? — Она выжидательно посмотрела на Митина.

— Ну, в общем, понятно… — замялся опер.

— Не уверена. На всякий случай поясню. Я люблю тебя, Костя.

Старший лейтенант, не в силах поверить, что это происходит наяву, затаил дыхание и проглотил язык.

— Как увидела тебя, так сразу и втюрилась по уши, — продолжала Саша раскрывать подоплеку своего тоста. — Или, скажем осторожнее, ты мне очень понравился. Хотя, по-моему, это одно и тоже. Так вот, я рассчитываю на взаимность. Теперь все понятно?

Опер молча мотнул ошалевшей головой в утвердительном смысле. После чего они опрокинули свои рюмки в рот, причем оба залпом.

Какое-то время пара провела в молчании: Саша, съев ломтик лимона, затягивалась сигаретой, а Митин наворачивал шашлык — любовное признание красивой женщины способствовало его аппетиту.

Александра Ликина, так и не дождавшись от нечуткого старшего оперуполномоченного ответного тоста, обернулась в сторону музыкантов:

— Играют блюз, моя любимая мелодия.

На этот раз Митин оказался сообразительней и пригласил женщину на танец. Он плотно прижал Сашу к себе, и ее тело охотно подчинилось его воле.

— Это правда? — наконец решился опер среагировать на тост актрисы. — То, что ты сказала за столом?

— Да, — просто ответила она. — Зачем мне лгать?

— Я тебя тоже люблю, — объявил Митин. — Еще когда увидел тебя на афише, сразу и влюбился.

— На афише?..

— Да, на старой афише, где ты была изображена в роли Клеопатры.

— Где же ты видел такую афишу?

— У одного замечательного поэта. Твой образ его вдохновляет на создание стихов.

— О, боже! Я более чем польщена! Ты, надеюсь, эти его стихи записал?

Митин затушевался:

— Ну… Они приобщены к делу, — брякнул он ни с того ни с сего.

— К какому делу? — встрепенулась она.

— Да все к тому же… По которому мы к тебе с Серегой приходили.

— А…

— Я все хотел спросить тебя: почему ты ушла из театра?

Ликина ответила не сразу.

— Это типовая история о несчастной любви, и мне не хотелось бы сейчас вспоминать о том, что случилось…

— Но теперь-то все позади? — голосом, полным надежды, спросил Митин.

— Да… Кажется, да. — Она подняла на него прекрасные, но отчего-то светящиеся тревожным блеском глаза. — Мне нужен… Мне нужен очень верный друг, Костя.

— Он перед тобой, — немедленно отозвался старший лейтенант.

— А этот верный друг может, ни о чем не спрашивая, бросить все и уехать со мной? Уехать куда-нибудь очень далеко?

— Конечно! — не задумываясь, ответил Костя: он сейчас и вправду был готов так поступить.

— Именно этого я от тебя и ждала! — почти торжественно произнесла Саша.

Музыка кончилась, и они расселись по местам.

После второй рюмки Митин почувствовал полное удовлетворение на душе и в желудке и стал с ленивым любопытством разглядывать зал. И настроение у него несколько подпортилось.

— Смотри-ка: твой обожатель и воздыхатель, — сказал он Саше и кивнул в сторону входных дверей. Там, переминаясь с ноги на ногу и оглядывая зал в поисках свободного места, стоял гаишник Фомичев. Он тоже увидел Костю и Сашу, и лицо его разом помрачнело. Обнаружив наконец незанятый столик, он двинулся в этом направлении, бросая на Ликину частые и укоризненные взгляды.

Похожим образом смотрела на Костю Рая. По его визуальной оценке, контакт у нее с Курским почему-то не налаживался.

Между тем был объявлен белый танец, и Рая, встав из-за стола, решительно двинулась в сторону Митина. Тот, наблюдая за ее маневром, непроизвольно заерзал на стуле.