Книга Эндшпиль Маккабрея - Кирил Бонфильоли

Абилин располагается в ста пятидесяти милях к северу от Соноры; большую часть этих миль мы покрыли за следующие два часа, а Крампф по-прежнему сидел на месте и, судя по всему, ничего не боялся. Его вера в могущество сотни миллионов долларов оставалась неколебимой. После Сан-Анжело — я пел «Е lucevan lе stеllе»,[201]когда мы проезжали: любители оперы поймут, почему, — я принялся озираться, чтобы засечь пригодное местечко, ибо сумерки спускались, и вскоре после переезда Колорадо такое нашел. Ненумерованная грунтовка, шедшая вдоль пересохшего речного русла. Удовлетворившись, что за нами никто не подглядывает, я вышел из машины, подталкивая Крампфа перед собой.

— Крампф, — сказал я. — Боюсь, вы желаете мне зла. А в настоящее время в мои планы не входит потакать Крампфам — а равно и кому-либо другому — в их жажде моей крови, поэтому замыслы ваши я должен пресечь в корне. Я понятно излагаю? Я предлагаю оставить вас здесь — надежно связанного, тепло одетого, но совершенно без денег. В аэропорту я напишу полиции, где вас искать, и приложу деньги, ибо я не воришка. Маловероятно, что вы умрете до того, как вас найдут. Вопросы есть?

Он ровно посмотрел на меня, очевидно, прикидывая, удастся ли выковырять пальцами мою печенку. Ничего не сказал, даже не сплюнул.

— Бумажник, — щелкнул пальцами я.

Он извлек тоненькую хрень из змеиной кожи и грубо швырнул к моим ногам. Я подобрал, я не гордый. Внутри содержались водительские права, несколько кредитных карт из тех, что получше, фотографии каких-то мерзопакостных детей и портрет Мэдисона.[202]Последний был, разумеется, на тысячедолларовой банкноте.

— А помельче нет? — спросил я. — Да, видимо, нет. Вам бы не хотелось их мусолить, вы же не знаете, где они побывали. Да и на щедрого клиента вы не похожи.

— Мистер Чарли, — подал голос Джок. — Богатые фраеры в этих краях обычные деньги в бумажниках не носят, они их держат в штанах, в таком зажиме из золотой монеты.

— Ты прав, Джок, ставлю тебе «отлично». Крампф, зажим для денег, пожалуйста.

Он нехотя потянулся к боковому карману брюк — слишком нехотя, — и я вдруг понял, что у него там еще; нацелил быстрый пинок ему в причинные, он шагнул назад, споткнулся и в падении выхватил пистолет «лилипут». Выстрела я не услышал, но левую руку мою, похоже, вырвало с корнем, и я, падая, успел заметить, как сапог Джока вошел в соприкосновение с головой Крампфа.

Должно быть, на несколько мгновений я отключился; боль была мучительной. Когда я пришел в себя, Джок промокал мне подмышку марлей из автомобильной аптечки: пулька прошла у меня под рукой, кошмарно изодрав ткани, но миновав подкрыльцовую артерию на несколько вполне безопасных миллиметров. Аптечка была очень хорошая; а когда мы остановили кровотечение и сносно все перевязали, можно было обратить внимание и на бездвижного доктора Крампфа.

— Свяжи его, Джок, пока он еще в отключке.

Долгая пауза.

— Э, мистер Чарли, э, вы не хотели бы на него взглянуть?

Я взглянул. Одна сторона Крампфовой головы на ощупь была как пакет «Картофельных Хрустиков Смита». Еще одно поколение Крампфов повлекло свою биту в Судейскую Будку Вечности выяснять отношения с Великим Рефери.

— Ну в самом деле, Джок, куда это годится? — рявкнул я. — Уже дважды за два дня. Если я сказал тебе один раз, повторять больше не буду: я не потерплю, что ты все время ходишь и кого-то убиваешь.

— Извиньте, мистер Чарли, — надулся он. — Но я ж не нарочно, ну? Я ж, в смысле, вам жизнь спасал, нет?

— Да, Джок, видимо, спасал. Прости, что я сказал это в запале — ты же понимаешь, мне отчасти больно.

Можно сказать, его хоронили мы ночью глухой, штыками ворочая камни.[203]После чего долго прислушивались, потом тихонько выехали снова на главную трассу и двинулись к Абилину.

Той ночью самолеты из Абилина летели в Денвер и Канзас-Сити; мы с Джоком взяли себе по одному.

— Стало быть, увидимся в Квебеке, Джок, — сказал я.

— Ну, мистер Чарли.

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

Бактриец был, как дикое дитя, —

Он не писал, не молвил, лишь любил.

И чтобы эта память не ушла, —

Ведь завтра отдадут меня зверям, —

Я то же Фебу верно расскажу.

«Смерть в пустыне»[204]

Вы, должно быть, заметили: до сих пор моя замысловатая история соблюдала, по крайней мере, некоторые свойства, присущие трагедии. Я не пытался излагать то, что думали или делали другие люди, когда это выходило за пределы моего знания; я не мотылял вас туда-сюда, не предоставляя подходящих транспортных средств; и я никогда не начинал фразу словами «несколько дней спустя». Каждое утро становилось свидетелем маленькой смерти пробуждения запойного пьяницы, «а в сумерках — медлительный скрип ставен».[205]Англичане, как указывал Рэймонд Чандлер,[206]может, и не всегда лучшие писатели в мире, но они — несравненно лучшие скучные писатели.

И если я иногда не прояснял логическое обоснование этих событий, то отчасти потому, что вам такое, вероятно, все равно удается лучше, а отчасти потому, признаюсь, что меня самого довольно-таки поставило в тупик открытие: события, управляемые, как мне казалось, мной, на деле управляли мной.

Последние несколько недель я развлекался тем, что отливал свои воспоминания в неком подобии дисциплинированной изложницы, но теперь это глупство должно немедля прекратиться, ибо дни на исходе, а геликоптер времени яростно взбивает крылами воздух у меня над головой. События превозмогли литературу: осталось время лишь на несколько досужих страниц, затем, быть может, еще на несколько дневниковых заметок; после чего, подозреваю, времени не останется вообще, никогда.

Похоже, волею вульгарной иронии судьбы я вернулся домой умирать в виду видов моего ненавистного детства: пути Господни и впрямь неразборчивы, как Пэт однажды сказала Майку, гуляя по Бродвею — или то была О'Коннелл-стрит?[207]