Книга Злаки Зодиака, или Ижица-файлы - Игорь Чубаха
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— «Мне не нужны десять процентов комиссионных, от выделенных мусорщиками на твою избирательную кампанию сумм, хотя речь идет не менее, чем о трех лимонах евро» — дословно сказала эта толстуха. И обязала, когда я стану губером, дать зеленый свет проекту подъема затонувших судов из Финского залива.
— Чокнутая. Хотя на дне покоится многое, что и не снилось нашим мудрецам… Вижу модель вам не приглянулась, тогда посмею предложить ЖК-проектор Sony VPL–CX80 для офисных и учебных помещений среднего и большого размера. Проектор с разрешением XGA обеспечивает яркость три тысячи ANSI, достаточную даже для сильно освещенных помещений… А как она выглядела?
— Как пушечное ядро, на которое напялили дорогую безвкусную тряпку.
— Не продолжайте, господин Костромин, я понял, кто это был… Новая модель оснащена двумя входами RGB, одним выходом на монитор, а также двумя аудиовходами и одним аудиовыходом. Для управления применяется порт RS-232C.
— И как мне поступить? Соглашаться?
— Еще вчера я бы ответил: «нет». Но сейчас… Здешней секретарше придется последний разок надеть очки и составить вам компанию при визите к таинственной даме, благо муж поставил дражайшей половине душевный фингал. — Конечно, Богдухан был крут и без Злаков в закромах, чтобы дважды не использовать одни и те же фигуры. Но явку в телемагазине он считал спалившейся, и не полагал зазорным поманипулировать телами верных, но обреченных тленников напоследок. И, если уж откровенно, не так много смертных пахало на него в городе. Каких-нибудь тридцать четыре адепта (шваль здесь не катила), плюс бригада по вербовке. Так что каждого не засвеченного очконоса приходилось беречь, а засвеченными жертвовать.
— Это нарушит прежнюю договоренность, — тут же заартачился ловящий перспективы с полуслова Костромин.
— Не пытайся быть политической проституткой больше, чем умеешь. — Богдухан учитывал, что ушлый и никому не доверяющий господин Костромин боится держать Богдухановых очкариков в ближнем окружении, самому Костромину вербовки пока удавалось избегать, и до поры — до времени с Богдуханом их единили сугубо союзнические отношения. Но тут уж пошла такая игра, что кандидату придется поступиться принципами и подпустить очкастую секретаршу ближе, чем на метр.
Луну обложили гриппозные сине-зеленые тучи. Ледяной ветер врывался в настежь распахнутые окна и свирепо трепал исписанные кабалистическими знаками полоски бумаги. Полоски были настрижены из тут же под ноги брошенных кардиограмм и историй болезней. Знаки на полосах были выведены зеленкой, а когда ее запас иссяк — йодом. К занавескам, балахону над операционным столом и всюду, где только можно, полоски были пришпилены иголками от одноразовых шприцов.
На операционном столе плясала сестра Алина, босая и обнаженная по пояс. Вудический ритуал оживления мертвецов она исполняла впервые в жизни и старалась пуще провинциалки на приемных экзаменах в театральный институт.
У стола, прямо на полу, точнее — на расстеленной простыни, смирно лежали рядком два окоченевших трупа: даже в смерти разные, как голод и жажда, Хляст и Чек. Почти голые — кожа цвета застывшего бетона — только бедра из приличия обернуты марлей. От раскуроченого электрощита к вискам и запястьям почивших тянулись провода, заканчивающиеся крокодиловидными клемами. А еще у электрощита, как опустивший руку на штурвал капитан, стоял столбом, держась за рубильник, Максим Храпунов. Весь в белом — в наброшенном на плечи медицинском халате.
Валера — тоже босой и полуголый — с самым серьезным видом возложил каждому из усопших на грудь по мороженной куриной лапе, а в зубы воткнул по мороженному куриному сердцу. Остальное содержимое пакета с суповым набором осклизких потрохов парфюмерный художник разбросал по операционной.
— Готово! — дал отмашку он соратникам, — Алинка, теперь все дело за тобой! — И, подхватив эмалированную кювету, стал прыгать в африканском ритме по диаметру вокруг стола. Следя, чтобы не зацепить провода, прижимая к животу кювету и что есть мочи лупя по ней аптекарским пестиком. Эмаль отшелушивалась рыбьей лузгой. Бах-бах-бах!!!
— Ребята, а вдруг, ни фига не выйдет!? — хныкала, но продолжала трясти телесами Алина. Почему-то у нее получалась не разнузданная пляска жрицы вуду, а как бы прелюдия к стриптизу, карма виновата.
— Ну, давай же, сестренка! — заскрежетал зубами, подбадривая, Максим, — Поднажми! — и запел истово и яростно, и рожденные в кипящей слюне, будто Венера в пене морской, слова посыпались щелканьем бича:
— Встань пораньше! Встань пораньше! Встань пораньше! Только утро засияет у ворот!..[46]
Алина старалась. Алина выделывала руками и ногами немыслимые антраша. Алина царапала пальцами врывающийся в окна ночной мрак и падающий сверху электрический свет. Юбка развевалась стягом в конной лаве. Пятки лупили по столу, груди прыгали, словно баскетбольные мячи.
— Ты увидишь, ты услышишь, как веселый барабанщик! — подхватил песню беснующийся вокруг жрицы Валера, — В руки палочки кленовые берет!
Бах-бах-бах!!! — помогали пестик и кювета. — Ш-ш-ш! — трепыхались на ветру испачканные зеленкой и йодом полоски бумаги. Только весело никому не было. Вуду — их последний шанс выйти на исконное тело Богдухана раньше ИСАЯ и спросить с пристрастием, отравлен ли Храпунов заклятием «Пешка-Ферзь»? И куда делись три тонны Злаков Зодиака?
Алина полностью растворилась в неистовой пляске. Глаза закатились, и только бело-голубые бельма сверкали на всю операционную. С налившихся кровью губ в стороны полетели брызги слюны.
— Батарея… Огонь!!! — взревел Валера.
И Храпунов дернул рубильник.
Рядом с Максовой рукой в щите загромыхал майский гром, посыпались сухие колючие искры. Вспышка отразилась в стеклах распахнутого окна, в хромированных конструкциях над операционным столом, в склянках, запертых в медшкафу. Разряд помчался по проводам и шарахнул мертвецов, даже простынь вокруг почернела, благо, тлеть не начала. Полоски настриженной бумаги задрожали, словно листья пальмы под тропическим ливнем.
Какое-то мгновение казалось, что больше ничего и не случится. Что опыт провалился, и зря заговорщики ночью проникали в морг, выкрадывали павших слуг Богдухана, а потом волокли тяжеленные трупы сюда, в уже печально знакомую Валере операционную. Но нет.
Доселе безжизненный, как президент на долларе, первым зашевелился Хляст. Он, не сгибая протянутых ног, рывком сел и стал растопыренными суставами ощупывать пространство вокруг. С закрытыми глазами. Чуть погодя шевельнулся, а затем тоже сел и Чек.
— Чую, человеческим духом тянет, — на распев прогундел Хляст.
— Они живые! — как сумасшедший заорал суеверно не рискующий отпустить рубильник Максим, — Живые!!!