Книга Сыщик - Роман Буревой
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Что-нибудь хочешь, мой мальчик?
– Конфет.
– Ты сладкоежка? – Старик улыбнулся.
– Тех, что жует Лери.
– А, мнемосинки! – Дед вытащил из кармана пакетик. – Уж не знаю, кто их так назвал. А конфетки вкусные. Я их тоже люблю.
Марк схватил конфеты. Наконец-то! А то его дети унаследуют от отца воспоминания по полной программе: и туалет, и сцены пыток, и не слишком эстетичные медицинские процедуры. Теперь, отправляясь в латрину[8], можно бросить в рот одну из мнемосинок – и все в порядке…
* * *
Друз сидел на открытой террасе, подперев голову руками. Перед ним было черное пространство – вместо прекрасного сада «Итаки». Воняло мерзко.
– Как ты? – спросил Марк, подходя.
Друз выставил ногу, вокруг которой был обернут пластиковый цилиндр – переносная регенерационная камера.
– Неплохо. Только ходить еще трудно. Нога сильно пострадала. Регенерация кожи идет медленно.
– Ты молодец. Но если бы вы, ребята, не сняли камеру наблюдения, не пришлось бы жертвовать конечностью, – заметил Марк.
– Иногда мне удается исправить собственные ошибки… Не многие могут этим похвастаться.
Друз замолчал. Марк напрягся. Он уже знал, какой вопрос сейчас услышит.
– Я давно хотел тебя спросить… Но как-то не решался. Ты еще не вспомнил, как погиб мой отец? Я уверен, что его убили те же люди, что расправились потом с твоим отцом.
Марк неловко передернул плечами:
– Я этого… не видел. То есть самого момента. Извини… пытаюсь увидеть во сне и не могу. Наверное, такое случается. Что-то особо страшное не желаешь вспоминать. Даже генетическая память противится.
Друз помедлил и протянул Марку упаковку «трубочек памяти»:
– Тогда попробуй вспомнить наяву. Лери говорит, так проще.
Марк кивнул и спрятал упаковку в карман брюк.
На террасу вышла Лери. На ней было длинное белое платье до пят, похожее на древнеримскую столу. Лицо чуть бледнее, чем обычно. Марк спешно положил в рот мнемосинку: он не хотел, чтобы кто-нибудь запомнил предстоящий разговор.
– Ребята, ну как вы? – Лери улыбнулась. – Честно говоря, не могу понять, зачем вы здесь сидите? Вонь ужасная. Меня от нее тошнит.
– Тошнит? – округлил глаза Друз.
– Не воображай ничего такого! – нахмурилась Лери. – Тошнит, когда я смотрю на наш изуродованный сад. Все деревья погибли.
Друз пожал плечами:
– Кто же считал галлов под Каннами?
– Я говорил с дедом, – сообщил Марк. – Привел неоспоримые доказательства в пользу вашего брака. Похоже, дед выслушал меня благосклонно. Теперь, когда Фабий вам не может помешать…
– Так он согласен? – воскликнула Лери, и глаза ее вспыхнули.
«Неужели можно так влюбиться в столь бестолкового парня, как Друз?» – подивился Марк.
– Похоже, что да, хотя и не сказал об этом прямо.
– Но там, на корабле, ты сказал «нет», – напомнил Друз. – Так почему теперь стал нашим союзником?
– Во-первых, на корабле я перебрал фалерна. Во-вторых, тогда я не знал о планах плебеев лишить патрициев памяти. А лучший способ предотвратить бунт – это поделиться с будущими бунтарями частью своих привилегий. Вовремя поделиться.
– Ах, Марк, какое счастье, что завтра ты станешь моим братом! – воскликнула Лери. И бросила на него взгляд, в котором читалось обожание. Да, да, подлинное обожание.
Если бы Марк умел летать, он бы прянул в воздух. Сердце его билось как сумасшедшее. Разбираться в хитросплетениях политических интриг, управлять чужими судьбами – все казалось ему проще простого.
– А что ты все время жуешь, Марк? – невинным тоном осведомилась Лери.
– Не все время, а изредка. «Мнемосинки»… как ты советовала.
Она рассмеялась:
– И ты поверил?! Он поверил! – Лери захлопа-|р в ладоши.
– Но ты же сама сказала…
– Розыгрыш, братец! Обычный розыгрыш. Бытовые мелочи вообще не запоминаются. Зачем запоминать, как день изо дня ты завтракаешь по утрам. Или умываешься. Или посещаешь туалет…
Марк почувствовал, что краснеет.
– Мелочи тут же выветриваются из памяти. А если ты еще при этом что-то жуешь – неважно что, – забвение банальностей тебе гарантировано. Это было давным-давно подмечено патрициями: практически не запоминаешь, как ты ешь. Не что, а как…
В каком она восторге! Будто выиграла миллион в галактическую лотерею.
– Лери, дорогая, можно один вопрос? – Начинающий следователь постарался говорить как можно более язвительным тоном.
– Ну конечно, дорогой братец. – Она вновь прыснула от смеха.
– Ответь мне, дорогая, что такое утром ты сказала Фабию, если вечером он приказал тебя убить?
– Мы говорили о любви, братец. О чем еще могут говорить жених и невеста?
«Да, милый разговорчик, после которого жених отправил к невесте наемников с Петры».
«Разумеется, ты догадываешься, почему люди Фабия явились в сад, – думала Лери, отводя глаза. – Но ты не знаешь, как все было. К счастью, не знаешь… А знать все будет лишь мой ребенок. Если ему позволят родиться патрицием».
* * *
Марк ушел за холм, где не чувствовался запах гари, уселся на траву и раскурил «трубочку памяти». Перед ним расстилался знакомый пейзаж: кудрявые виноградники, вдали серебрились оливы, на горизонте вставали сиреневые отроги гор.
«Почти земная красота…» – прошептал Марк и затянулся.
Глядя на струйку дыма, постарался сосредоточиться. Друз… смерть отца Друза… Марк не хотел вспоминать. Всеми силами души – не хотел. Но он должен выполнить просьбу. Ничего… ничего не получалось. Неужели он забыл свое преступление? То есть преступление отца. Но все равно – свое. Невероятно… Смерть Друза… смерть… Он закурил вторую палочку. Надо было, наверное, курить трубочки памяти в комнате… У Марка кружилась голова. Надо попробовать иначе. Вспомнить младшего префекта Друза… Только и всего. Вспомнить. Наконец что-то появилось. Какие-то серые полосы… пустота… или не пустота? Обшивка. Ну да, полинялая внутренняя обшивка корпуса транспортного звездолета. На обзорном экране – бетонные плиты. Звездолет еще не стартовал. Друз сидит в кресле, закутанный в одеяло, смотрит безучастно прямо перед собой. Лицо серое, небритое, под глазами мешки. Префект Корвин протягивает пластиковую папку юркому человечку в оранжевом комбинезоне гражданского космофлота. Корвин знает, что этого типа зовут Кен.
– Так вы не будете сопровождать своего друга? – спрашивает Кен, помахивая папкой перед носом префекта. Корвин отрицательно качает головой. – Ему, как мне кажется, место на больничной койке, а не в космосе.