Книга «Засланные казачки». Самозванцы из будущего - Герман Романов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Александр почувствовал себя крайне скверно – все его хитрости лопнули в одно мгновение как мыльный пузырь. Он настолько свыкся с изложенной им ранее версией, что времени на придумывание новой не тратил. Теперь было поздно – отвечать требовалось немедленно, а что-нибудь толковое просто в голову не приходило.
И Шубин совершенно правильно понял суть этой затянувшейся паузы. Есаул хмыкнул, постучал костяшками пальцев по столешнице, и, наклонившись, заговорил резким голосом, в котором хорошо слышалась еле сдерживаемая ярость, от которой душа затрепетала и попыталась, объятая страхом, удрать в пятки.
– Гадаете, что мне придумать в ответ? Что бы такое интересное, чему поверить можно? Стреляете вы, конечно, отлично, но знавал я стрелков и получше вашего. Вот только палить и воевать есть две большие разницы, господин «подъесаул». Или как вас там – «титулярный советник»?! Что-нибудь получше не придумали?!
Пасюк внутри заледенел – на его чине атаман остановился особо, произнеся таким протяженным тоном, что стало ясно, что в изложенную им версию Шубин не поверил ни на йоту. А это было скверно, очень скверно…
– Так кто вы такой – «казачок засланный»?
– Почему вы так считаете, Андрей Иванович?
Он спросил единственное, что пришло на ум. А сам подобрался, понимая, что выхода не остается. Вот только что делать прикажете в такой ситуации?! Даже если ему удастся обезоружить Шубина, то вырваться им с Артемовым из заимки нет шансов, ни единого.
– Ну не «прапорщика» им мне считать?! Как вы думаете? Или этот придурок, совершенно далекий от воинской службы, может быть для нас опасен? Не смешите! Знавал я такую породу, интеллигенция, мать ее за ногу. Царь-батюшка им был неугоден, потому пропаганду и устроили, не думая, что революция сама их вышвырнет на помойку. Или вы думаете иначе?
– Да нет, вы правы!
Пасюк старался говорить как можно беззаботнее, хотя внутри все напряглось натянутой до звона струной. Прелюдия заканчивалась, сейчас последуют очень серьезные вопросы, на которые он не сможет ответить. А в то, что они из будущего вышвырнуты, Шубин не поверит. Посчитает сказкой и будет прав.
Остается только одно. Если взять атамана в заложники и поговорить с ним с позиции силы, а потом освободить – то может что-нибудь и выйти. А вот чтобы с ним отсюда удрать, на такое невозможно надеяться. Не то сейчас время, чтобы игры в заложники устраивать, да и не поймут их казаки, шлепнут вместе с атаманом, не задумываясь.
– Я вам сейчас все расскажу…
Пасюк положил свои ладони на стол, намереваясь толкнуть его на Шубина, потом одним прыжком перепрыгнуть и навалиться на атамана сверху. И тихо мирно переговорить о возникших между ними «непонятках»…
– Ой!
Только Пасюк решился провести эту акцию, как страшный удар в грудь тем же столом прижал его к стене почище колодки, и услышал нехороший шубинский смешок.
– Ты бы не баловал больше, «товарищ»! Ни к чему это, да и не поможет! Мы хоть люди серые, скотине всю жизнь хвосты крутили, но ведь не пальцем деланые!
Напряжение внутри росло – Родион всем естеством чувствовал, что происходит что-то нехорошее. Лица столпившихся возле атаманского дома казаков были хмурыми, ожесточившимися, не выражали ничего доброго, одну только злобу.
Несколько станичников живо таскали воду из колодца, наполняя ею огромное корыто, предназначенное для поения скота. Но сейчас оно было пустым – ледяной водой скот не потчуют.
– Ты, вашбродь, не кипишись, ради бога, а то худо будет. Доброе сердечко у тебя. Помалкивай, да не дергайся!
Родион вздрогнул от тихо произнесенных прямо в ухо слов – Кузьма Лифантьев стоял у него за спиной, и он хорошо слышал, как скрипят у приказного зубы, будто раздирает внутри еле сдерживаемый гнев.
– Что случилось? – столь же тихо спросил Артемов.
– Двух стариков в Шимках красные расстреляли, за то нападение у Тибельти. Сейчас месть вершить будем, благо командир ихний у нас есть. Купать будем их красное благородие, пока не окочурится!
«Фашисты какие-то, что генерала Карбышева в лед превратили». – Родиона затрясло – весна только начала вступать в свои права, но сегодня ударил легкий морозец, и вода в лохани быстро стыла, замерзая большими каплями на деревянных стенках.
И тут он увидел Ермолаева – голого, но в грязных подштанниках, окровавленного, сильно избитого. Лицо красного командира было превращено в кровавую маску. Его гнали тычками три казака, но своими плетьми почему-то не стегали по беззащитному телу. И только Артемов подумал про это, как Кузьма тихо пояснил:
– Раненый в воде кровью быстро исходит, а потому замерзает быстро. А эта сука красная пусть подольше помучается. Потому и подштанники оставили, чтоб раньше времени не подохла гадюка красная!
«И этот – зверь, а я думал нормальный человек. Ермолаева за что казнить-то? Не он ведь стариков расстреливал!» – мысль пронеслась галопом, и тут же одна сменилась другой.
«Как же они без приказа самого Шубина казнят?! И где Пасюк? Почему атаман безобразие это не пресечет?»
– Давай, краснюк, покупайся!
– А то грязноват ты, сволочь!
– Хоть кровь казачью на лапах обмой!
– Сволота большевицкая!
Ермолаев смотрел на гомонящих казаков глазами затравленного зверя, ничего им не отвечал на оскорбления, только кривил окровавленные губы. Но, подойдя к огромной лохани, все понял и со сгустком крови выплюнул изо рта злые слова:
– Пулю пожалели, казаки?! Помучить, изгаляться жаждете?! Ничего, и за это вы заплатите, юшкой своей умоетесь!
– Хватай его, станичники!
– Пасть заткните, пусть словами своими подавится, тварь!
Казаки навалились на Ермолаева, и через десяток секунд связанный по рукам и ногам краском, подняв тысячи брызг, ухнул в корыто. Глаза Ермолаева чуть не вылезли из орбит – наверное, ледяная ванна ошпарила тело почище кипятка.
Он еле слышно замычал, не в силах сказать хоть одно слово. Но и эти звуки были слишком выразительны. Может быть, стало легче, если бы Пахом закричал или обложил бы матами казаков, вот только во рту кровавилась толстая деревяшка, обвитая шнуром, концы которого были связаны на затылке беспомощной жертвы.
– А вот еще один гад, станичники!
Все обернулись на громкий выкрик атамана Шубина и тут же радостно взревели. Повернулся и Родион и тут же заледенел от ужаса – два дюжих казака крепко держали в руках избитого и окровавленного Пасюка, что злобно посматривал на собравшихся правым, не заплывшим от удара оком. Зато левый глаз, уже пострадавший в Шимках, снова заплыл и отсвечивал всеми переливами радуги.
Впрочем, Артемову даже показалось, что Пасюк смотрит на галдящих казаков несколько растерянно, будто не понимает, что происходит вокруг и не догадывается об уготованной ему участи.
