Книга Расчет пулей - Фридрих Незнанский

Когда рыба успокоилась, Игнатов стал потихоньку наматывать леску на катушку и подтягивать рыбу. Наконец она всплыла рядом с лодкой. Это была почти метровая щука. Игнатов разочаровался тем, что опять щука, но поразился ее размерам и подумал, что борьба предстоит нешуточная. Выждав момент, он хотел испытанным приемом схватить щуку пальцами сверху за жабры. Но рука соскользнула с огромной рыбины, и та, ударив хвостом, опять ушла на глубину. Он едва успел выбросить леску, потом, выждав, так же аккуратно стал подтягивать ее обратно. Она еще трижды уходила, пока наконец он изловчился и все-таки вытащил ее. Пока он сжимал пальцами жабры, щука безжизненно висела на вытянутой руке, шлепая его хвостом по груди. А он беззвучно орал в немыслимом торжестве, как, наверное, орал бы первобытный человек, радуясь своей добыче.

Никто не видел его торжества. Берег и водная гладь были пусты. Но он беззвучно и радостно орал, обращаясь к румяной утренней заре, к деревьям, к холодному, пустому, бесцветному небу.

Такого торжества ему не доставляла ни одна радость на свете. Но радость, как известно, одна не любит долго ходить. Крепенько стукнув щуку головой о борт лодки, Игнатов бросил ее на дно и только тут сообразил, что не видит спиннинга. Очевидно, в пылу борьбы с рыбиной он не заметил, как выронил его. И теперь пришло чувство горькой потери. Он уже успел влюбиться в новую игрушку, и мысль заменить ее другой не вызывала никакого удовольствия. Сознание того, что немецкого спиннинга хватило на одну-единственную щуку, пусть даже такую большую, вызывало чувство досады. Пока лодка дрейфовала на якоре, он долго сидел, пригорюнясь, уговаривая себя не обращать внимания на потерю. Но все слова были бесполезны. В следующий момент, склонившись над водой, он увидел свой спиннинг спокойно лежавшим на песочке. Казалось, до него рукой подать, глубина не больше метра. Конечно, были студеные ночи, вода резко похолодала. Не было и мысли купаться в такую погоду, недаром пляжи были пусты. Но спиннинг… Чтобы его достать, надо только прыгнуть. «Да! — подумал он. — Потом сидеть мокрым и дрожать от холода, дожидаясь горбоносого Борца?»

«Но ведь никого рядом нет, — сказал он себе. — Можно прыгнуть голышом». Эта мысль его захватила. И когда в очередной раз, дрейфуя под ветром на якоре, лодка прошла рядом со спиннингом, который по-прежнему лежал на желтом песочке, только протяни руку, Игнатов больше не раздумывал. Содрав с себя одежду, он как бы увидел себя со стороны: голым, с узкими плечами и отвисшим животом. Но чувство неловкости быстро прошло. Смотреть было некому. Он наступил на борт лодки, едва не перевернув ее и не вывалив все содержимое, и плюхнулся в воду.

До желтого песка достать не удалось. Он стремительно падал в черную морозную глубину, охватившую его со всех сторон и вызывавшую судорогу. Он чувствовал, что погибает. Вцепившись ногтями в судорожно закаменевшую икру, он разогнул ногу и попытался подняться на поверхность. На последнем глотке воздуха это ему удалось. Бешено заработав руками, он попытался догнать лодку, но пустой облегченный челн сделался игрушкой ветра и уплывал быстрее, чем Игнатов мог его нагнать. Если бы не якорь, Игнатов в конце концов выбился бы из сил и пошел ко дну. Чтобы добраться до берега в такой холодной воде, не могло быть и речи.

Все-таки якорь удерживал лодку, и она скользила по кругу. Наконец, выбрав направление, Игнатов настиг ее и уцепился за борт. Но залезть в лодку ему так и не удалось. Легкий челн наклонялся, один раз даже черпанул бортом воды. Но оставался по-прежнему непокоренным. Почуяв приток холодной воды, щука начала биться, что еще более усугубило положение Семена Николаевича. Наконец Игнатов сообразил и, подплыв сзади, стал взбираться на корму. Задача оказалась не из легких, руки ослабели и дрожали от напряжения. Но, по крайней мере, лодка не переворачивалась. Наконец, ободрав живот и коленки, Игнатов взобрался в лодку и тяжелым кулем свалился на дно, где плескала вода. Щука неистово билась, грозя вцепиться в незадачливого рыбака. Немного отдышавшись, Игнатов оделся во все сухое, еще раз тюкнул щуку головой о борт, и, наконец, оба они успокоились.

Глубина в этом месте была больше двух метров, а желтый песочек казался близким оттого, что в воде преломлялся свет. Только теперь Игнатов это сообразил. Мысленно, теперь уже безо всякого восторга, он переживал эпизоды борьбы с гигантской щукой, которой, судя по зеленой слизи на спине, было, наверное, не меньше трехсот лет.

Способ ловли других, более мелких ее сородичей он отрабатывал много раз. Схватив рыбу за жабры, он обычно вытаскивал крючок, обрывая губы. Цеплял крючок острием за борт лодки и разделывался с рыбой. Стоп! А где крючок? Не поднимая головы, он ощупал пальцами ветхий бортик и, не веря себе, нащупал крепкий трезубец. От него тянулась в воду тонкая леска. Игнатов вспомнил, что на спиннинге образовался узел, мешавший катушке разматываться. Значит, если потянуть за леску… можно вытащить спиннинг? Еще не веря в эту удачу, Игнатов нащупал леску и начал постепенно вытягивать. Вот ведь как пригодился машинальный навык. Голова перестала соображать, а память делала свое дело. Леска шла легко, но ее натяжение было довольно странным. Наконец из воды показался спиннинг. Не веря себе, Игнатов схватил его, помахал над головой и бережно положил на дно лодки рядом со щукой.

Несколько минут наслаждался душевным покоем и ощущением двойной удачи. Нащупал в телогрейке фляжку с коньяком и отпил половину. Сразу согрелся, кровь забурлила. Показалось, что рано заканчивать рыбалку. Тем более что Горбоносый еще не появился.

Перекурив, Игнатов сменил наживку на удочках, которые по-прежнему бездействовали, оглядел спиннинг, блесну и сделал новый заброс. Уже устала рука и был выпит до конца коньяк, когда Игнатову показалось, что блесна намертво вцепилась в корягу и вряд ли ее можно будет достать. Но вскипевший в том месте бурун быстро показал ему, что это не коряга, а сильная рыба, побольше той щуки, которая лежала в лодке.

Ощущение удачи вновь нахлынуло на него. Он сильно потянул, рыба ответила таким мощным рывком, что спиннинг выгнулся дугой, только хваленое немецкое качество спасло его от поломки. Игнатов стал с остервенением накручивать катушку. Кто кого! От азарта ли, усталости, а может быть, от выпитого коньяка весь его опыт куда-то подевался. И он, позабыв нерушимые рыбацкие постулаты, самозабвенно мерился силами с неведомым жителем озерных глубин. В какой-то момент рыба ослабила хватку и всплыла в нескольких метрах от лодки. Показалась ее широченная спина, нацеленный вверх боевой плавник, длинный хвост. «Судак!» — ахнул Игнатов. Вместо того чтобы выбросить леску и дать рыбе некоторую свободу, как было со щукой, Игнатов перехватил удилище, которое готово было сломаться, и взялся за леску твердой рукой. Пружинящего момента не стало, и новый мощный рывок крупной рыбины положил конец борьбе. Леска вмиг ослабла. Не веря себе, Игнатов вытащил пустую блесну. Один из толстых крюков трезубца был обломан, исчез вместе с рыбиной. Это как же она, не жалея себя, рвалась! Трезубец был сделан из качественной немецкой стали, его нельзя было щипцами разогнуть. А судак сломал своей живой плотью.

Совершенно оглушенный неудачей, Игнатов долго сидел неподвижно. Такого шока он давно не испытывал. Ну что ему стоило выбросить леску и поводить судака, пока бы он обессилел и покорился? Зачем было мериться силой? Ведь не новичок зеленый, а мастер… Как можно было так забыться?