Книга Амфитрион - Дмитрий Дикий

Тот же странный голос, что ранее объявил о прибытии эфестов, сообщил бессвязно, как будто бредя: «До прихода Делламорте, Магистра всадников, Эгнан был великим царством. Даже царь Нунлиграна хотел породниться с Руни, принцем эфестов. Принц Руни, сын Раки Первого, был великим лекарем и военачальником, да только человек, прибывший к гиптам вместо него, был самозванцем. Тот же человек, обманувший вождя гиптов Дэньярри, стал причиной полусмерти Раки Второго. Вот почему эфестский царь так зол. Прежде никто не мог победить эфестов».

Странные образы стали вливаться в мозг Мити. Они рассаживались там поудобнее, выбрасывали с полок дорогие сердцу книги, били милые маленькие сувениры и разжигали костры прямо на полу. «Даже Камарг, средоточие дьявольской волшбы, не пытался подчинить Эгнан, – продолжал голос с истерическими нотками. – Эгнан взял от них силу ведовства, могущество древних знаний и вышел победителем. После того как самозванец похитил Абху, мать золота, вся Корона гиптов склонилась перед Эгнаном; Тирд пал.

О унижение обмана! Ведь мы разрушили Санганд, цитадель камаргитов в Южном море, еще до того, как явился Делламорте, – голос уже почти плакал, – никто не мог противостоять могуществу Разочарованного народа! Унижение, которого мы не простим, не забудем, мы будем искать его до тех пор, пока хексенмайстер не будет сокрыт от мира серой толщей пепла забвения, пусть для этого даже закончится весь Справедливый народ.

Но и так нам не возродить Эгнан, хрустальную столицу полых холмов, не вернуться на берега предвечной Мирны. Мы плачем».

В могущество эфестов легко было поверить. Раки, похоже, разозлился не на шутку. Когда он открыл свой глаз, несчастный переулок и улицы вокруг залил красный ядерный свет. Даже сквозь закрытые веки Митя увидел, как из-под ног Раки протягиваются пламенеющие тропы, как в огненном ветре со скелетов нападающих сдувает одежду, плоть, волосы и жилы. Люди даже не успевали кричать. А если бы и успели, криков их никто бы не услышал из-за ужасающего и при этом удивительно мелодичного воя, ураганом исходившего от повелителя воинов. Как обычно, все кончилось очень быстро. Рев стих, прошел жар. Митя открыл глаза и увидел, что у ног Раки лежит человек, которого, видимо, намеренно оставили в живых (им оказался тот самый везунчик-водитель). Тиара вновь закрывала ужасающее око царя.

– Расскажешь своим, что видел, – с омерзением проговорил военачальник. Водитель, несмотря на полуобморочное состояние, правильно оценил это как приглашение к тому, чтобы скорее бежать, и моментально скрылся из виду. Раки бросил еще один взгляд на Митю, как бы определяя, мог ли тот быть ему полезен, и – решив, видимо, что нет, – махнул рукой, отдавая команду войску. Разочарованный народ ушел, оставив лишь остовы машин, искореженные будто в большем количестве измерений, чем возможно, – аж саднило глаза – и куски людей. Однако Раки медлил. Он вновь повернулся к Мите и чуть склонил голову набок.

– Скажи мне, – спросил он с горечью столь черной, что у Мити обрушилось все, что еще сохраняло подобие равновесия, – почему твой хозяин не уничтожил мой народ? – Вэтот раз в голосе Раки слышалось больше человеческих интонаций, и если бы Митя знал историю другого мира так же хорошо, как со временем узнает ее читатель, он узнал бы сейчас в царе эфестов его далекого предка, Орранта-завоевателя. – Он разрушил все главные города материка, кроме Рэтлскара: блестящий Тирд, злокозненный Камарг, сытый Маритим, прекрасную Ламарру, затем снова Тирд… И потом Эгнан. Священный город эфестов, в котором трепетала душа моих людей. Зачем? Зачем он, уничтожив людей и гиптов, позволил продолжаться Разочарованному народу, если единственным смыслом нашего существования стала месть, и я не остановлюсь до тех пор, пока не найду его?..

Митя молчал, так как не знал, что сказать на это, а если б и знал, не сказал бы, потому что был очень испуган. Раки опустил голову, затем плавным движением забрал Митину сигарету и пару раз затянулся.

– Интересно, – проговорил он оценивающе, а затем пропал.

Митя выкурил еще одну сигарету, ожидая дальнейшего развития событий. Но никого не было. Бывшее здание «Гнозиса» стояло пустым – оно вновь возникло там, где и было, а черная башня, ужасное здание, наводящее на мысли о конце всего сущего, наоборот, пропала. Поняв, что здесь ему нечего делать, Митя бросился бежать, радуясь, что хотя бы временно оторвался от преследования. В голове его билась только одна мысль: «Кто же такой этот Заказчик, черт побери, кто, кто?!»

Выбегая из переулка, Митя заметил на углу силуэт, который еще недавно увидел во дворе своего дома. Только в этот раз он узнал его – это был живой и невредимый Вахтанг Мегания.

* * *

Ситуацию немного облегчало отсутствие женщин и детей. Мите не помешала бы сейчас остроумная Аленина поддержка, но он понимал, что впутывать сюда любимых было бы просто подло. Именно поэтому, зайдя в ближайшее круглосуточное Интернет-кафе на Трубной, он ограничился коротким письмом, отосланным со специально для подобных случаев созданного почтового ящика: «Kak dela, malyshi? U menya vse horosho, tol’ko kakie-to muzhiki za mnoi gonyayutsya – to li pogovorit’ hotyat, to li esche chego.:) Budu na svyazi, no esli vdrug propadu nenadolgo, ne volnujtes’ – novye dela naklyunulis’! Ponyryaite tam za menya. M.». Как видим, бытового мужества в Мите оказалось недостаточно, чтобы умолчать о происшедшем, хотя в живописные подробности он не вдался. Ну что, в самом деле, может сделать там Алена или тем более Пётл? Впрочем, Митя пал жертвой обычного эффекта: когда очень хочется поделиться, но ты героически решаешь ничего не говорить, невысказанное все равно лезет из каждого слова, наполняя каждый пробел подтекстами и подавленными эмоциями.

«Ну в самом деле – что это такое?» – подумала Алена, увидев письмо поздней греческой ночью (ей в отличие от Петла не спалось). Имейл был отослан около пяти часов утра московского – а они отродясь не просыпались в такое время, с «аварийного» ящика, за Митей гоняются загадочные мужики, лицо, получается, ему старое не вернут… Что же, при нем ни телефона, ни омнитека? Что и говорить, новости не способствовали расслаблению на пляже с мохито в руке. Подперев красивую голову рукой, Алена закручинилась на балконе номера, глядя в темные воды, будто ожидая, что черное ночное море подскажет ей, что делать… и оно подсказало.

А Мите тем временем приходилось несладко. Как помнит читатель, из дома он ушел одетым на скорую руку, из предметов первой необходимости взяв с собою лишь деньги. Конечно, имевшихся у него средств было достаточно, чтобы провести в гостинице хоть месяц, но все-таки начинать жизнь с нуля он не планировал. Вопросы житейского благоустройства были сейчас вторичны: для начала надо было понять, кто послал к нему убийц и зачем. «Рассуждая логически, – думал Митя, лежа на кровати в одноместном номере неплохой подмосковной гостиницы, предоставлявшей санаторные услуги, – вряд ли Пересветов или Ослябин стали бы этим заниматься, он был для них человек понятный и в рамках заключаемой сделки нужный. А вот для Русского, пожалуй, Митя представлял нездоровый интерес. Во-первых, господин Дикий был свидетелем его унижения; а во-вторых, союзником, чуть ли не правой рукой ненавистного Худвинкла-Фардаррига. Откуда было Артемию знать, что Митя видел шотландца всего два раза в жизни и не имел ни малейшего понятия, где тот находился сейчас?..» На душе у Мити было тяжело – пока он находился в пылу погони, ему было некогда задумываться о будущем, но теперь это будущее виделось ему в самых пасмурных красках.