Книга Непуганое поколение - Александр Лапин

– Здравствуйте, Виктория! Вы меня не знаете. А я вас знаю. Зовут меня Анатолий, – он решил оставить свое собственное имя. А вот все остальное придумать, так сказать «легендировать». – Я видел вас на сцене, когда вы играли в КВН. В нашем университете. (Ведь все играют в КВН. Или в студенческом театре. Или хотя бы в ролях изучают английский.)

– А, так вы учитесь в нашем университете? (Теперь, видимо, заработала ее программа женского любопытства.)

– Да, на физико-математическом факультете. (Там-то уж наверняка филологи никого не знают. Да и опыт учебы у него имеется.)

– Ой, как интересно! Всякие формулы, явления. Я никогда ничего в школе не могла понять из физики.

Разговор пошел. Веселый, непринужденный, молодой. Он старался и даже спел песенку на английском из мюзикла, который слышал в Москве. Ясно стало, что девчонка она веселая, смешливая. Эта Виктория Маевна Ким. Отец кореец, мать русская.

А он вел осаду по всей науке.

Вот и повелось с того вечера, что у него появился такой друг, а может, и не друг еще, а просто отдушина – человек, с которым можно поговорить по телефону. Эти вечерние разговоры о самых простых и обыденных вещах помогали ему жить и видеть жизнь в другой ипостаси. Не через призму идеологической борьбы и профессии, а просто. С маленькими радостями, горестями, всякими женскими штучками-дрючками.

Может быть, он так бы и уехал, не повидавшись, если бы она как-то не сообщила, что завтра у них очередной КВН. Игра на первенство между филологами и географами. Ну а он сдуру ляпнул, что придет посмотреть.

– Может быть, мы там и познакомимся? – вдруг спросила она.

– Может быть! – машинально заметил он и испугался. В принципе он, как и большинство внешне самоуверенных мужчин, боялся и сторонился красивых женщин. Боялся отказа. Отказ – это удар по самолюбию, самооценке. И всем представлениям о себе. И чем сильнее в человеке мужская природа, тем сильнее этот страх.

Он попытался для страховки пригласить с собой рыжего друга Алексея, но тот категорически отказался:

– Филологини? Да ну их! Трещат как сороки. Вот я вчера на выставке познакомился…

Ну, не захотел Алеха. Остался смотреть телевизор в санатории. Пришлось идти одному.

Спектакль под названием КВН был в полном разгаре, когда он, словно граф Монте-Кристо, появился в полутемном актовом зале факультета. На ярко освещенной сцене шутили принаряженные, с красивыми прическами, в вечерних платьях симпатичные девчонки. Казаков даже подумал: «В наше время балов нет, приходится им, бедным, наряжаться хоть по такому случаю».

Впрочем, зевать и глазеть было некогда. Он должен был угадать трех подружек. Не без труда, но к концу спектакля он определил, что тоненькая, грациозная, прямо лань, с огромными черными глазами маленькая кореяночка – Виктория Ким. Круглая, полненькая, беленькая, добрая русская девочка – Лена Камышева. А высокая, рано созревшая, очкастая, черноволосая, нос с горбинкой, евреечка – Ирина Смирнитская. Три грации. Три представительницы своих народов. Кого выбрать? Ну, Лена Камышева сразу отпадала. Из вечерних разговоров, намеков и полунамеков он уже знал, что она живет с каким-то Герой Ципманом.

Та, с которой он столько времени переговаривался вечерами, показалась ему слишком яркой, слишком независимой. Ну, почувствовал он, что ли, что она ему не по плечу. Но отступать не намеревался. И после представления смело пошел знакомиться.

Девушки были смешливые и насмешливые. Уже через минуту Казаков в прямом и переносном смысле погрузился в атмосферу филфака с его нескончаемыми намеками, интригами, сплетнями, разговорами по душам и прочими прелестями женского бытия. Они все ему нравились. Ясно, что наиболее зрелой из них была Ирина Смирнитская. На юге вообще девушки рано созревают. Так что, посмотрев на ее тоненькие лодыжки и длинные хрупкие пальчики, можно было принять ее за подростка. Но хорошая, налитая грудь и бедра говорили, что это женщина, и женщина знойная.

Девчонки были радостно возбуждены. Только что сошли со сцены, да еще оказались в компании такого парня. И то дело – ведь у них в группе на сорок человек было всего трое мужиков. Один из них, Гера Ципман, тощий, доходной, но любвеобильный мальчишка, уже был занят. Андрей Коропков – красавчик, профессорский сынок, предмет воздыханий всех девчонок – задирал нос и строил из себя неизвестно что. Третий – Серега Герасименко, преподавательский отпрыск, вечно красноносый, сопливый, гулявый. У него прямо-таки на лбу написано, что быть ему кандидатом филологических наук, защитить диссертацию по каким-нибудь щелкающим звукам в говорах народов севера. А также быть ему под пятой у суровой и властной жены. А под старость лет щупать за задницы молоденьких студенточек и однажды уйти от суровой жены к одной из них.

Конечно, эффектное появление Казакова в этом женском болоте всколыхнуло его. Само «болото» вздохнуло, всхлипнуло и принялось приглядываться.

Для них он был выходцем из другого, непонятного, жесткого, но очень притягательного мужского мира. И естественно, что после той встречи они принялись возбужденно и бурно обсуждать его кандидатуру. При этом каждая из трех граций исходила из своих интересов. У Виктории Ким еще не было потребности любить. Сердце еще не проснулось. Она вся в учебе, в секциях, в заботах. Лена Камышева, связанная отношениями с Ципманом, понимала, что ей ничего не светит. И поэтому смеялась над некоторыми словечками, манерами Казакова. И только Ирина Смирнитская почувствовала какое-то тяготение, в котором она и сама еще пока не разобралась. Скорее всего, это было притяжение силы. Вот она и принялась защищать его от подружкиных насмешек и шуточек:

– Да что вы, девчонки! Он такой… такой, как бы это сказать, серьезный, положительный, прикольный.

– А, влюбилась, влюбилась! – стала подтрунивать и над нею Камышева, словно уличая ее в каком-то грехе.

Немедленно, в вечернем разговоре по телефону, Виктория передала это мнение самому Казакову.

И уже на следующей встрече они ходили, ходили, провожались, провожались. А потом в один прекрасный момент остались с Ириной вдвоем на чудной осенней улице, ведущей к кинотеатру «Целинный». Так Анатолий узнал на практике одну простую истину. О том, что не мужчина выбирает себе пару, а женщина.

Но его командировка заканчивается. Еще два-три свидания. А дальше? Дальше как Бог даст. Но Иришкины памятные места, похоже, он сразу не забудет.

Вот в эти минуты и застиг его врасплох разговор соседей-оперов.

«О чем это они?» – наконец начал соображать Анатолий.

Но он уже был не простодушный мальчишка. И лишних вопросов не задавал. Казаков сделал вид, что его нисколько не интересует этот мимолетный разговор. А сам в это время лихорадочно соображал. И вихревой мыслительный процесс привел его к неожиданным выводам: «Так это ж, наверное, речь идет о Шурке Дубравине. Я же у них был как-то в общаге. И он хвастал, что они весело проводят серые осенние вечера. Играют в своем клубе краснорубашечников. И его пацаны называли Вождем. Точно, это о нем!