Книга Зовите меня Апостол - Р. Скотт Бэккер

Глянул в зеркало, и я впервые увидел в его глазах настоящую ярость.

— «Третьи», — процедил он, не отводя взгляда. — Мы их зовем «третьи».

Отвернулся, посмотрел на дорогу.

— Они хозяева этого города.

Нолен остановился у сияющего люминесцентным светом полицейского участка, поставил машину на парковке. Радио затрещало: вызов, мелкая бытовая чепуха. Нолен не обратил внимания. Мурашки на моей спине поутихли, но я вздохнул с облегчением лишь тогда, когда Нолен распахнул двери машины. Может, истерика у мотеля случилась как раз потому, что он испугался за семью. Ведь признался же почти открытым текстом: Ниллу есть чем давить на него.

Повернулся к нам, начал объяснять уже спокойнее, тоном почти извиняющимся. После того случая с дочерью поискал информацию про Нилла. Оказывается, преподобный в самом деле — рукоположенный священник. Калеб думал, как бы опозорить его перед паствой, но пастырь стоил своих чад — сидел в тюрьме, имел обширные связи и в «Арийском братстве», и среди «Ангелов ада». Когда Дженнифер пропала, Нолен посчитал его главным подозреваемым.

— Я говорил с ним. — Он словно оправдывался. — С Ниллом, то есть. Он такой набожный… и злобный. Сказал, никто среди паствы не посмеет пойти против его завета. А завет этот: сидеть тихо, радеть о ближних и делать все, чтобы «третьих» стало больше.

Отвернулся, глядя на залитый мертвенным светом участок, покачал головой.

— Наверное, я испугался. Точно, так оно и было. Да и как мне не испугаться? Мы же оба знаем: я — продавец из супермаркета, мальчишка на побегушках, вздумавший играть в копов и бандитов.

М-да, даже и лица не видя, могу сказать: нелегко далось Нолену такое признание.

Скрипнула портупея. Он снова повернулся к нам, посмотрел через окошко на Молли, на меня.

— Я принял его слова за чистую монету. Подумал… Апостол, я решил: ему и в самом деле нужно спокойствие, мир в городе. Как и мне. Поверил этому психу.

А я, в свою очередь, поверил Нолену. Скорее, полагал, что он говорит от чистого сердца. Уже немало — дальше в доверии к людям я захожу редко. Поразмышлял малость над его словами, вспомнил, как Баарс ушел от ответа на вопрос о врагах в Раддике.

— А как насчет «системщиков»? — спросил я наконец. — Они же уж точно про «третьих» знают.

— Думаю, что да. — Нолен посмотрел на ладони, хмурясь, будто заметил недосмытое пятно. — Но от нас до них — пять миллиардов лет.

Полиция Раддика соответствовала размеру городишка. На четыре тысячи душ — шеф, его заместитель, два сержанта и дюжина рядовых. Но раньше Раддик был промышленным центром с населением за двадцать тысяч, исходя из чего строился полицейский участок, казавшийся теперь несуразно огромным, будто Нолен с присными устроили лавочку в углу заброшенного склада.

Нолен провел нас мимо недремлющего дежурного сержанта в комнату для совещаний рядом со своим кабинетом. А я тем временем копался в памяти, вспоминая детали ритуальных убийств, виденных по каналу «Дискавери» и в новостях. Не было у меня раньше такого дела, даже отдаленно похожего не было. Ради идеи, обдуманно, холодно и расчетливо люди убивают редко. Очень редко. Обычные мотивы — злоба, страсть или деньги. Убийцы — люди далекие от идеализма. У них на абстрактные идеи аллергия куда сильнее, чем у среднего законопослушного гражданина. Кровь, как ничто другое, опускает с небес на землю.

Если задуматься — настоящее чудо: вокруг так много кипящих сумасбродствами мозгов — миллиарды. И среди этих психов так мало тех, кто готов прикончить ближнего. Спасибо Господу за естественный отбор.

Молли попросила указать на карте, где нашли пальцы. Нолен оставил нас щуриться в люминесцентном сиянии, затем вернулся и расстелил большую карту Раддика на лакированном столе.

— Ага, — протянул глубокомысленно, почесывая лоб карандашом.

Присмотрелся — названия улиц читал. Затем осторожно и аккуратно поставил три изящных, нежных крестика.

Вот педик. Гребучий педик.

Я умудрился изобразить задумчивость, склонился сурово над картой, но думать мог лишь про то, как женственно выглядели ноленовские крестики. Ему бы на кухне про последнее турне Бритни Спирс[47]трепаться, а не в копов и бандитов играть.

— Знаешь, мне кажется… — выговорила Молли и замерла в нерешительности.

Я уже научился относиться к ее подозрениям и догадкам серьезно.

— Что кажется?

— Да так.

— Говори, не стесняйся.

— Но это так пошло…

— Молли, убийство — всегда пошлейшее из пошлого.

— Хорошо, — ответила она, склоняясь над картой. — Я подумала: а если пальцы не просто так выброшены, если они в определенном порядке расположены…

Нолен повел карандашом вслед за ее указующим перстом.

— Если провести линию между теми местами, где нашли пальцы рук, — она ткнула в ноленовские крестики, — а потом продолжить ее вот так…

Я рассмеялся. В самом деле пошло — как у большинства американской публики. Ведь даже у меня слабость к черепам и орлам. Вполне возможно, и убийца тоже не отягощен хорошим вкусом.

— Гадом буду, — сообщил я. — Но это крест.

— Что-что? — переспросил Нолен, словно старательный приготовишка, не успевающий за суждениями старших.

Молли передала мне карандаш — покажи, мол.

— Смотрите, — сказал я, — если провести линию от пальца с ноги к линии, соединяющей пальцы рук, и дальше…

— К середине линии, — добавила Молли. — То придем вот сюда!

Я присмотрелся — карту испещряли тонкие крестики, пересечения горизонталей и вертикалей, разбивавших Раддик на секторы. Пересечение намеченных карандашом линий ложилось точно на один из этих крестов.

— Если Молли права, что нас ожидает здесь? — Я тоже ткнул в пересечение линий. — Порция больших пальцев?

— Или тело… тело Дженнифер. — Голос Нолена дрожал.

Проведенные рукой линии были неровными, но точность и не требовалась — сходились они на большом массиве зданий, окрашенных на карте в серый цвет, а не в оранжевый, каким были отмечены на карте прочие большие строения.

— Что это? — спросила Молли, стараясь разглядеть название. — Заброшенная фабрика?

— Заброшеннее не бывает, — ответил Нолен, хмурясь и кивая. — Это «Нашрон». Его забросили, когда еще про Китай на мировом рынке и не слыхали.

По современным меркам «Нашрон» был древним: фабрику построили в начале двадцатого века, когда еще и думать не думали про разделение на экономические зоны и проблемы с узкой специализацией. Вокруг завода тянулась ветхая проволочная изгородь, заделанная там и сям мятыми листами жести. Стены корпусов выщерблены, кирпич потрескался — прямо античные руины. Длинные ряды бывших окон — зияющие дыры в темень, окаймленные гнилыми обломками рам.