Книга «Генерал Сорви-Голова». «Попаданец» против Британской Империи - Сергей Бузинин

А Леша и Варя от переполнявшего их счастья не замечали, что творится кругом – и клеверные поля стали их брачным ложем, и речные утесы стали их венчальным алтарем, и шум ветра в соснах стал им благословением.

К осени снова накопились дела. Расставаться Леше и Варе – как резать живую плоть. Но Колыван торопил:

– Дожить бы… А то подведу тебя по немощи своей стариковской.

Двинулись домой. Дед отчего-то ждал первых больших морозов. Пока не наступили холода, дед наставлял Лешу:

– Вот здесь документы, по которым ты числишься моим наследником. Унаследуешь ты от меня счет в банке, но лежит там рублей пятьсот, на самый крайний случай. Вот карта, тут означены участки золотоносные, которые мы с тобой нашли, но не продали. А вот тут – копи, изумрудами богатые. Где камни попроще найти, турмалины либо хризолиты, к примеру, ты и сам знаешь. А главную свою тайну я тебе открою, лишь только холода настанут.

Морозы пришли в конце ноября – сухие, суровые, трескучие. Надев лыжи, двинулись в путь. Сугробы лежали человеку по пояс, еловые лапы провисли под грузом снега до самой земли, скрип лыж в морозном воздухе слышался за версту. Дед Колыван совсем сдал, двигался медленно, часто отдыхал. По ночам у костра не спал, ворочался, скрипел зубами.

До небольшого пруда, позабытого-позаброшенного в лесах, добрались за неделю. Развалины поблизости говорили, что когда-то давно, лет эдак полтораста тому назад, здесь стоял завод.

Колыван, указав Леше на скрытый под снегом створ водозабора, велел его закрыть, а после открыть водосброс с другой стороны. Лед на пруду был толстым и прозрачным и, когда из-под него стала уходить вода, даже не треснул.

– Жги прорубь! – велел Колыван.

Леша развел костер и взялся за топор. Работа растянулась почти на всю ночь – лед оказался толщиной в сажень. Через пробитую полынью виднелось дно, на котором после спуска через водосток осталось едва с пол-аршина воды, в которой сонно трепыхалась рыба.

Соорудив факелы и перевязав ноги кошмой, спустились по веревке на дно. Сколь всего удивительного ни видел на своем веку Леша, от подледного мира ошалел. Огромный зал с ледяным сводом, в котором дробился, словно в линзе, блеклый солнечный свет, длинные ледяные капли, застывшие сталактитами, хлюпающая под ногами вода с павшими на самое дно водорослями, рыба, бьющаяся под самыми ногами, все казалось ненастоящим – сказочным.

Посреди пруда виднелись темные, покрытые тиной груды. Подошли; Колыван копнул их посохом – и в полутьме тускло блеснуло золото.

Нагребли сколько могли в заплечный мешок, выбрались наружу. Колыван велел Леше открыть водозабор и затворить водосброс. Когда под лед пошла вода, он потемнел, кое-где покрылся трещинами.

Сидя на мешках и тяжело дыша, Колыван рассказал Леше:

– Что Демидовы чеканили царские монеты из серебра в Невьянской башне, нынче любая шавка знает. Но, видать, серебром не обошлись – чеканили еще и екатерининский червонец, а тех монет и цари меньше сорока тыщ изготовили. Что во времена оны стряслось – не знаю. Может, инспекции какой испугались, может, еще чего, но что наготовили – а начеканили немало, – в этот пруд-то и сбросили, ну а потом и завод здешний похерили. Я как узнал, говоришь? Ходил здесь давно, еще до твоего рождения. Приметил ружье богатое у местного охотника – откуда у него такое? Знакомство завел и дознался со временем, что в какую-то зиму придумал он рыбу так собирать, да и наткнулся на клад. Охотник тот помер, детей-друзей у него не было, так что про золотишко это только ты да я знаем.

Ночевали там же, возле пруда. Жгли костер, грелись, варили пельмени. Места глухие и дикие – танцевали меж сосен зеленые огоньки волчьих глаз. Колыван выглядел вялым и понурым, говорил с большим трудом:

– Леша, не серчай на старого дурака. Может, я и не прав, что всю твою жизнь за тебя придумал… Я ведь неспроста тебя за собой таскал. Хотел тому выучить, что сам знаю – рудничать да охотиться, с людьми нужными познакомил. Только жизнь вся за то время из лесов ближе к городам да к железной дороге убежала. Ладно хоть, если от дури тебе оберег, когда золото и камни глаза застят. Запомни главное – дело без денег человеку нужнее, чем деньги без дела. А вот чего я за тебя сделать не могу, так это дело тебе по душе выбрать… – Колыван приподнялся на локте и поглядел в небо. – Я себе дело только здесь и нашел. Смолоду дерзко я жил. Самосовершенствованием одержим, в воспитании характера, идее всеобщего счастья и свободы, правды искал… Потом назад глянул – как я весь мир осчастливлю, какое от меня всеобщее счастье, если за спиной только полоса выжженная остается? Ты ведь, Леша, понимаешь, что мамке твоей никакой я не брат. Но выходила она меня во времена лютые и с тех пор ближе сестры для меня стала. Ты, Леша, на заимку не возвращайся. Иди прям отсюда, куда глаза глядят и в какую сторону сердце лежит. Не надо тебе глядеть, как я свое доживаю. Стыдно это. Не послушаешь меня – с места шага не сделаю, тут и померзну. Спасибо тебе, Леша – если бы не ты, так и не придумать, для чего я свою жизнь прожил. Вареньке поклонись от меня. Прощай. Как рассветет, иди, не оборачивайся. В жизни не пропадешь, а меня помни, и пусть уроки мои тебе подспорьем будут…

Оставшись один, Леша немедля двинулся в Реж.

Хоть и тосковал Пелевин без Колывана, однако понимал – пора начинать жить одному. Да и предвкушение от встречи с Варей заглушало тоску. Молодой охотник шел, улыбаясь словно блаженный, и, закрыв хотя бы на мгновенье глаза, тут же ощущал запах Вариных волос. Прикидывал, где начнет строить свой дом, шел почти без отдыха. Мечтал, как поедут они с Варей в уездный город, и какие подарки он там купит невесте. Придумывал, каким именем назовут они своего первенца.

Верстах в двух от Режа, утопая в снегу по брюхо, Лешу встретил Басурман. Кот, прижав уши, плакал, точно ребенок. И повел он Лешу не домой, а на деревенский погост.

В годы неурожая правительство стало выдавать желающим билеты, разрешавшие заниматься промывкой старых копей и отвалов. Вместе с этим новым для Урала промыслом появились хитники – те, кто копал отвалы, старые и новые, без всяких разрешений – а их в окрестностях Режа имелось множество. Ватаги хитников бывали такими отпетыми, что упаси боже попасться им на пути в недобрый час. Никому не ведомо, когда и как встала на их пути Варя, – но тело ее с ножевой раной в шею обнаружили месяц тому назад неподалеку от скалистого обрыва над рекой, прозванного «Пять братьев». Селяне быстро нашли злодеев и в итоге загнали варнаков на болото, где те и сгинули в стылых черных пучинах. Только и свершившаяся месть не могла заглушить Лешиной душевной боли.

Сутки просидел Алексей над Вариной могилой и, не утащи его греться Варины братья, – скорее всего, так бы и замерз насмерть. Мало что помнил Алексей в тот момент, но кошки, все так же сидевшие на заборе, сверкая во тьме глазами-изумрудами, странным образом утешили его душевную боль.

Надо сказать, что кошки не забыли свою Княжну и с наступлением тепла приходили на Варину могилу, рассаживались подле креста и тихо сидели там целыми днями, недовольно фыркая на любого, кто приближался. Кошки любили тепло и тишину, в которой упокоилась Варя.