Книга На моих условиях - Настя Орлова

чтобы он делился со мной своими проблемами, чтобы он обнимал меня в темноте ночи… Неужели, это и есть любовь?

Стискивая в руках сумочку, я покидаю уединение уборной и иду в ресторан. Несмотря на то, что Максим позвал совсем немного гостей, заведение полностью закрыто под его праздник. Должно быть, это крайне удобно, когда лучший друг владеет целой сетью ресторанов.

Я захожу в зал и оглядываюсь в поисках мужа. Когда мои глаза цепляются за высокую широкоплечую фигуру в противоположном углу помещения, меня прошибает холод.

Максим стоит ко мне спиной, поэтому мое появление остается для него тайной. Но зато я вижу все — то, как вокруг него, подобно змеям, обвиваются руки Лики Власовой.

Инстинктивно я отступаю назад. Сердце рвется на части. Внутренности болезненно сжимаются. Я стою достаточно долго — не менее десяти секунд, чтобы убедиться в том, что Максим ее не отталкивает. Она его обнимает, а он не делает ничего, чтобы этого избежать.

Несмотря на то, что никто не обращает на меня внимания, мне кажется, будто меня публично облили грязью. Представить, что я могу пойти туда, чтобы своими глазами увидеть, как певица крутится вокруг Максима, а он ей это позволяет, кажется мне верхом мазохизма. Все еще оставаясь незамеченной всеми, кроме официантов, я срываюсь с места и возвращаюсь к гардеробу. Сердце отчаянно бьется, грозя выскочить из груди, кода покрывается противной липкой испариной. Я даже не знаю, как в этой ситуации мне удается сохранять визуальное спокойствие, когда все, чего мне хочется — это вернуться в ресторан и растерзать их обоих. За обман, за эту прилюдную демонстрацию, за мои поруганные мечты.

Накинув плащ, я мчусь к входной двери ресторана, но до того, как успеваю толкнуть ее, она распахивается навстречу, и я растерянно отступаю назад, ненавидя эту заминку, ведь сдерживать застилающие глаза слезы становится все сложнее с каждой секундой.

— Влада?

Я быстро моргаю, и встречаю удивленный взгляд Александра Ди Анджело.

— Cara*, ты чем-то расстроена?

— Мне надо уйти, — сипло бормочу я. — Мне надо уйти.

— А Макс где? — в серых глазах Ди Анджело читается недоумение.

— Он там. Пожалуйста, дай мне пройти, — прошу я срывающимся голосом.

Алекс отодвигается, но когда я с облегчением выхожу в дверь, оказывается, что он следует за мной.

— Меня не надо сопровождать. Я уезжаю, — говорю я, взмахивая рукой в сторону такси.

— Одна ты не поедешь, — без тени сомнения заявляет он. — Или я звоню Максу, или еду с тобой.

— Он очень занят, — едко выдавливаю я. — Ему не до меня, а я еду домой.

Алекс приподнимает бровь, всем своим видом демонстрируя, что мое стремление к независимости его не впечатляет.

— Замечательно, я давно не был у Макса в гостях.

— Я еду к себе домой, а не к нему домой! — отрезаю я.

— Я думал, у вас общий дом. Ну что ж, с интересом посмотрю, где живешь ты.

Не зная, как отвязаться от Ди Анджело, я ныряю в подъехавшее такси, не протестуя, когда он занимает соседнее место.

До моего дома ехать минут сорок — достаточно времени, чтобы подумать, как жить дальше. Откинув голову на спинку сидения, я закрываю глаза. Меня трясет мелкой дрожью, гнев испаряется так же быстро, как он вспыхнул. Я чувствую опустошение. И боль, которая заслоняет собой все вокруг. И это любовь? Вот это выворачивающее наизнанку чувство? Если это действительно она, то она оказалась куда более сложным и тяжелым чувством, чем я наивно считала раньше.

————

*Cara — (в переводе с итальянского) дорогая

Глава 42

Максим

Отвратительное ощущение — чувствовать себя виноватым. Это хуже, чем быть тем, кого обидели. Особенно, если человек тебе дорог. Я раньше не задумывался об этом, но глядя в умоляющие глаза Влады, в которых застыли слезы, понял. И все же, не смог вести себя как ни в чем ни бывало — слишком сильно было потрясение, вызванное ее ложью.

Я знаю: если бы я не доверял ей столь безоговорочно, если бы она не была столь дорога мне, обман не смог бы меня так ранить. Я бы переступил через эту ситуацию, как часто делал в прошлом, когда люди разочаровывали меня. Но с Владой я так не могу. Поэтому сейчас мне нужно успокоиться самому прежде, чем обсуждать с ней Фролова, его выходки и последствия ее общения с ним для нас.

Той ночью я долго лежу без сна с открытыми глазами, невидящим взглядом уставившись в потолок. А когда засыпаю, даже во сне борюсь с желанием наплевать на свои принципы и пойти к жене, с которой меня разделяют стены квартиры и собственная гордость.

Незадолго до рассвета меня будит телефонный звонок. Сонно взглянув на экран, я сразу понимаю, что произошло что-то плохое — иначе отец ни за что не позвонил бы мне в пять утра.

— Что с мамой? — бормочу в трубку, ощущая, как тело прошибает холодный пот.

— Увезли на скорой, сынок, — говорит он глухо. — Врач в пути.

— Скоро буду.

Тревога за маму делает свое дело. На несколько часов я полностью отключаюсь от окружающего мира, в молчании меряя шагами тесную комнату ожидания в клинике. Потом иду за кофе, пытаясь как-то ободрить отца. Когда звонит Влада, я не могу придумать ничего лучше, чем сослаться на дела. У нее и так непростой день — день рождения ее матери, не стоит добавлять ей переживаний за мою семью.

Около двух из палаты мамы, наконец, выходит врач:

— Кризис отступил. Ей нужно отдыхать, но вы можете зайти к ней на несколько минут. Мы оставим ее под наблюдением до завтра.

— Иди первый, — говорит отец сипло, старательно отводя глаза, в которых блестят слезы облегчения. — Я зайду через минуту.

Мама выглядит бледной и осунувшейся, но когда она открывает глаза, они вспыхивают неподдельной радостью, озаряющей все ее лицо.

— Сынок, — говорит она нежно.

— Ты нас напугала, — мой голос дрожит, когда я беру ее хрупкую руку и подношу к губам.

— Я не хотела. Папе не нужно было вас беспокоить, — мама переводит взгляд с моего лица и смотрит куда-то за спину.

— Влада дома, — отвечаю я на невысказанный вопрос. — Она спала, и я не стал ее будить.

— Владу не тревожь. С ее мамой такая трагедия произошла — не нужно ей обо мне беспокоиться. И свой праздник не вздумай отменять из-за меня, — мама ласково гладит меня по щеке, и я вновь ощущаю себя мальчишкой, который ищет у родного человека поддержки. — Мне