Книга Смерти смотрели в лицо - Виктор Васильевич Шутов

все люди. А чем я хуже вас? — все больше распаляясь, говорил Шведов, не давая опомниться Васютину.

К его удивлению, следователь выпроводил из кабинета обоих изобличителей.

— В самом деле, чем вы можете доказать, что исключены из партии и что были только младшим командиром? — спросил Попок.

— Не считайте хоть вы меня дураком,— сказал в сердцах Александр Антонович.— Я прожил более тридцати лет и кое в чем разбираюсь. Какого бы дьявола я лез на рожон, имея в кармане партбилет, а на воротнике командирские кубики? Я разве не знаю отношения немцев к таким?

— И все-таки, за что вас исключили из партии?

— Сапоги истаскал до дыр. Послали на склад носить обмундирование, ну я и заменил на новые. Пришили расхищение социалистической собственности.

— А антисемитизм?

— У нас комиссаром еврей был, особенно старался, ну я и назвал его жидом.

— Ладно, на сегодня хватит,— заявил Попок и поднялся.— Пошли.

Пять раз допрашивал следователь арестованного. Документы, принесенные Марией Анатольевной, подтверждали его показания. Васютин и Дроздов сказать существенного ничего не могли. Попок вынес заключение: Шведова из-под стражи освободить. Начальник участка с выводами согласился и велел привести арестованного к нему. Сказал Шведову, что отпускает, и добавил:

— Завтра в семь утра придете ко мне.

Всю ночь подпольщик провел в раздумьях. Часто выходил во двор. Табаку не было, и он брал в рот пустую трубку. Звезды, умытые недавним дождем, яркие и манящие, озабоченно глядели на землю. Доносился резкий запах бензина. Темные силуэты машин виднелись на улице. Их никто не охранял, как в мирные дни. Но машины были чужие, и не было мирных дней. В северной стороне города прошелся по небу прожекторный луч. Заревел мотор — даже на Смолянке слышно, как на аэродроме взлетают ночные бомбардировщики. «Что же делать? Идти или не идти в полицию? Может, покинуть город? Начнут таскать Марию, мать. Уничтожат их... А дети? Но что это я? Забыл о деле. Конечно, будут предлагать какую-нибудь мерзость».

Припомнил разговор с секретарем ЦК Компартии Украины и секретарем обкома перед отправкой в тыл. «Используйте малейшую возможность для внедрения в немецкие органы и ^АЯ своей легализации,— предложил секретарь.— Но, понятно, не в ущерб заданию. Лучший источник информации — сам враг. При легальном положении легче работать».

Он пошел по коридору пустого дома. До войны в нем жило девять семей. Теперь— только его семья, и еще комнату занимала одинокая женщина. Четыре эвакуировались, а три — еврейские — немцы расстреляли. Под свободными квартирами — глухие подвалы, в которых прятался Николай Ухлов. Сегодня он ночует на Октябрьском поселке. Смоленко уже вторые сутки на работе. Он и Ухлов сделали между подвалами проходы. Влезешь в разбитое окно пятой квартиры, а выйдешь в третьей. Дом находится рядом с кочегаркой, за ней начинается овраг и тянется в сторону пруда. От него рукой подать до центра города. Шведов хорошо представил путь из города к подвалам. Из них незаметно ушли Ухлов и Авери-чев. Значит, можно незаметно и прийти. Рядом — здания, в которых разместились немцы. Никто не подумает, что под носом у них могут собираться подпольщики.

Шведов возвратился к своей квартире. В дверях стояла жена. Трепетная, беззащитная, близкая до боли, прижалась к Александру и заплакала. Через силу сдерживала глубокие всхлипы.

— Не надо,— прошептал он и прижал ее голову к груди.— Все будет хорошо. Я совсем спокоен, Мусенька. Это хорошая примета... Иди к ребятам.

Она с трудом оторвалась от мужа.

— Хорошо,— глотая слезы, проговорила тихо и, словно тень, бесшумно скрылась в комнате.

А он все ходил и ходил по коридору. Постепенно стали блекнуть и стушевываться тени. Наступил новый день, может, самый решающий в его жизни. Не с кем сейчас посоветоваться, поспорить и убедиться, что в со-здавшейся обстановке он поступает правильно. Сам себе хозяин и судья, он в то же время не принадлежит себе. Ошибка может произойти не из-за душевных колебаний или измены, а по неопытности, по обстоятельствам, предвидеть которые почти невозможно в чрезвычайно сложных условиях смертельной схватки с фашизмом.

Он пришел к начальнику в назначенное время, но тот уже потерял к нему интерес. Его беспокоили настоящие коммунисты, настоящие враги, которые наверняка обошли бы полицию десятой стороной.

— Зайдите к следователю,— сказал начальник. Попок просветлел, увидев Шведова, значит, он действительно тот, за кого выдает себя, иначе его и след простыл бы.

— Рад вас видеть, Александр Антонович,— улыбнулся следователь.— Мне поручено потолковать с вами.

— Слушаю.

— Вы, конечно, понимаете сложность нашей работы. Вот и с вами произошла ошибочка. Знаете, недовольных прежней властью много.

«Какая же ты сволочь»,— подумал подпольщик.

— Слава богу, что с ней покончено,— продолжал Попок.— Но дух ее, носители, так сказать, еще существуют... Вы ведь местный житель?

— Да.

— Знали многих?

— Не очень. Кое-кого по-соседски.

— И теперь узнаете?

— Я не показываюсь на улице. Жена говорит, что почти все уехали или ушли в армию.

— Но вы вот вернулись. И другие могут последовать вашему примеру,— сказал следователь и замолчал. Придвинул ближе к себе блокнот.— Среди них могут быть и ваши знакомые.

— Возможно.

— Нам желательно знать о них. И вы можете помочь,

— Каким образом? — спросил Шведов, делая удивленное лицо. Он давно понял, куда гнет следователь. Но нужно было вытянуть из него как можно больше.

— Говорить мне о прибывших.

— Что же я, должен ходить по Смолянке и высматривать, кто где сидит? Докладывать вам, то есть работать на вас, а за какие такие, простите, шиши? — возмутился Александр Антонович.— Моя семья голодает. У меня нет средств к существованию...

— Вы меня не так поняли,— прервал Попок.— При случае. Мало ли где встретишься со знакомым... А вообще, чего резину тянуть? — вдруг оживился он и взмахнул рукой.— Я предлагаю вам сотрудничать с нами. О коммунистах сообщайте мне. Приходите прямо в кабинет.

—