Книга Дик - Элен Форс

ко мне возвращается зрение, удается рассмотреть внимательнее человека стоящего передо мной. Того самого Ермолаева, местного следователя, лицо у него озабоченное.

Трудно собраться с мыслями, когда на тебя смотрит пристально сеньор помидор, лупает глазами.

Что за…

— Где Лина? — хватаю его за воротник, отрывая погоны.

Я все еще в трусах на съезде. Один. Я ничего не понимаю.

— К-Ка… А…не видел. — мужчина бьется в конвульсиях от страха, пытаясь вырваться из моего захвата.

Все же выпускаю его. Олень рогатый. Как ему вообще погоны выдали.

Осматриваюсь. Стараюсь охватить картину с места.

Ее лифчик и футболка все также висят на дереве. Джинсы покоятся на заднем сиденье.

Вряд ли Майорова умудрилась бы далеко уйти в одних трусах. А значит…

Желудок скручивается от неприятного спазма. Горечь подступает к горлу. Мышцы сводит судорогой.

Замечаю ярко-желтый дротик на земле, такими обычно стреляют по животным, чтобы усыпить их.

— Как нашёл меня? — из меня вырывается безумный крик, поворачиваюсь к горе-человеку. Если он солжет — придушу руками.

Кто-то похитил Сиськастую. Усыпил нас и выкрал ее. Забрал ее у меня из-под носа. Чувство такое, что кусок мяса оторвали. Когда я успел так прикипеть к девчонке?

Сначала меня манила ее красота, геометрическая совершенность, а сейчас физически больно от того, что ее нет. Въелась под кожу. Основательно еще до сегодняшней ночи. Маленькая дрянь завладела моими мыслями.

— Так дальнобойщик остановился, чтобы сходить по делам, увидел Вас без сознания и позвонил в полицию.

— Лжёшь. — мурлычу я, уже представляя, как раскрошу его тупорылую черепушку о камень позади него. — прямо-таки и набрал в следственный отдел.

— подумали, что Вас убили… — пролепетал он, проседаю на землю. — Он как упомянул про кабриолет, сразу Вас вспомнил… Суда кабанчиком и метнулся.

Ермолаев не лжёт, слишком трусоват. Кабанчиков он метнулся. Жаргонизм фольклорный.

Сажусь на капот, судорожно глотая уже нагревшийся воздух. Это пиздец. Натуральный. Полный.

Соображай, Дик! Заставь черепушку разогнаться. Давай. Давай, сука. Думай!

За нами следили, скорее всего вели целый день, поджидали нужного момента. Стрелять могли только с трассы, а значит останавливались прямо на шоссе.

— Это же Таврида? — спрашиваю я больше себя, чем недоумка. — Значит тут должны быть камеры! Трасса федеральная!

Кабанчик Ермолаев ничего не отвечает. Понятно, почему у него гора висяков.

Мобильный почти разряжен, осталось всего десять процентов. Маловато времени на звонок другу.

Единственный человек, которому я могу помочь и довериться — брат.

— Давай, Веня, возьми трубку. — шепчу я, гипнотизируя экран телефона на котором тают проценты зарядки.

— Дик, ты время видел? — сонный голос брата вызывает во мне детскую радость.

— Мне нужны записи камер с Тавриды. Все машины, которые ехали за синим кабриолетом! — говорю быстро, не желая потерять ни минуты.

— Какой Тавриды? — взывает Веня.

— Трасса Севастополь — Керчь. — ору я в ответ. У меня нет времени объяснять ему, вместе с моей зарядкой тает и время. — Лина у них.

Мой телефон отключается. Веня не должен подвести, он умный. Догадается.

Пока я найду зарядку, он все найдёт. Должен. Обязан.

***

Ангелина.

— Дик. — зову я, пытаясь пробраться сквозь темноту. Ничего не вижу в этой кромешной тьме. Вроде бы вытягиваю руки, но не вижу кончики пальцев.

Голова болит так словно я пила вчера всю ночь. Облизываю пересохшие губы, которые успели потрескаться от жажды.

Дотрагиваюсь до своего тела. Я все ещё голая, на мне только надорванные трусики. Грудь припухла после этой ночи. Тело еще пронизано сладостной истомой, оно не проснулось.

Ужас начинает постепенно охватывать меня, осознание реальности наваливается бидонной плитой.

Дика бессмысленно звать. Его нет тут.

К памяти возвращается, как он осел на землю, упал почти замертво. Не знаю, чего боюсь больше — что с ним случилось что-то страшное или за себя. Сердце покрывается коркой льда при мысли, что Дик мог… нет, об этом нельзя думать. Такого не могло случиться.

Пытаюсь аккуратно исследовать левой рукой местность. Если рядом есть стёкла или ржавые гвозди — я могу пораниться. Лучше все сделать левой рукой, чтобы в случае чего правая функционировала полностью.

Я сижу на матрасе, который постелен поверх ламината и паркета, не могу определить. Рядом с матрасом стоит стул, на котором стакан с водой. Долго принюхиваюсь к содержимому, пытаюсь различить запахи. Макаю мизинец в воду, и смачиваю губы. Если там какая-то отрава?

Выжидаю долгое время. Или мне только кажется, что прошло много времени — делаю маленький глоток.

В комнату не попадает ни одного лучика света, кромешная темнота. Она давит на меня. Пугает до чертиков.

Не могу даже оценить большая или маленькая это комната. Страшно даже исследовать ее.

Одними губами повторяю: «Дик. Дик. Дик…» я надеюсь, что он услышит меня и придёт за мной.

Он лучший из лучших. У него получится меня найти. Гончая учует мой запах…

Невольно усмехаюсь проскользнувшей мысли в сознании — ну, хоть, девственницей не умру.

Когда где-то вдалеке раздаются тяжелые шаги, меня начинает знобить, а желудок скручивать болезненными спазмами. Поджимаю ноги и заставляю себя собраться. Нельзя паниковать раньше времени.

За дверью слышится женский и мужской смех. Они совсем рядом.

Лязг металла вызывает приступ новой головной боли. Открывается дверь и комнату заполняет яркий свет, приходится зажмуриться…

***

Дик.

Я приезжаю в участок в трусах, даже не удосуживаюсь одеться. Мне так похуй на мнение работников этой шараги. Меня интересует только одно — Лина.

Ангелина. Майорова. Сиськастая.

Согласился ее взять себе в напарники из одолжения, успокаивая себя тем, что это только на месяц. И по окончанию этого срока дитя богатых родителей покинет меня. А что получилось? Я обрёл геморрой, большой такой с грудью третьего размера. И никак не хочу с ним расставаться.

Прикипел.

Сам вокруг своего горла затянул петлю.

— Зарядка для айфона есть? — рявкаю еще на пороге, готовый сожрать любого из них. Стадо деградирующих Баранов. Я научу их, как нужно работать. Сидят тут, пинают хуи, пока там убивают, грабят и калечат людей.

— Держите. — все тот же несуразный Петрушка протягивает белый провод, который я выхватываю и спешу к розетке.

Меня раздражают их перепуганные и растерянные лица, таращатся как камбалы. Пока они передвигаются медленнее улиток, с Линой могут сделать что угодно. В таких случаях время идёт на часы.

Со стороны я конечно выгляжу комично, в белых боксёрах и кроссовках. Вижу как на меня смотрят и обсуждают, ну и пусть смотрят. Мне нечего стыдится. Тело выкованное долгими тренировками. В трусах тоже не пупырышек, есть чем гордиться. Ни одна женщина не уходила от меня недовольной.

Телефон капризничает и нехотя включается. От нетерпения меня аж