Книга Презумпция невиновности - Анатолий Григорьевич Мацаков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Это сын учителя Михаила Васильевича Шапашникова? — спросил я.
— Да, сын Шапашникова. Старик сейчас уже на пенсии. Так вот, Василий Шапашников, как мне рассказали сегодня женщины-птичницы, в последние дни неожиданно завел дружбу с Радкевичем. С чего бы это? Ведь раньше они были только знакомы...
— Хорошо, Вадим, — кивнул я. — К старику Шапашникову подъеду сам. Что у тебя еще?
— Еще мне птичницы рассказали, что у Радкевича в последнее время появились деньги. На днях он предлагал Ванде Сикорской сотню, если она пустит его к себе на ночь, показал кошелек. Там было несколько сотенных и четвертных купюр...
— Да, это уже интересно! — Борис выразительно посмотрел на меня, добавил: — Может, убийство с ограблением? Ведь в карманах убитого Радкевича было только тридцать копеек. Но откуда у него деньги? Надо поговорить с его женой, родственниками, соседями, опросить рабочих птицефермы. Кстати, и убийство-то, вероятно, произошло в проходной фермы — там кровью залит стол, есть кровь и на полу. Труп или, может, еще живого Радкевича выволокли во двор... Короче говоря, товарищи, — подвел итоги совещания Гурин, — работы впереди у нас много. Будем отрабатывать намеченные версии, их пока три, думаю, появятся и другие.
3
В кабинет председателя сельсовета вошел майор Козловский, доложил:
— Человека, ездившего ночью на лошади к ферме, мы установили, Игорь Иванович.
— Кто он?
— Песняк Викентий Павлович, подвозчик кормов молочно-товарной фермы. Семь мешков комбикорма обнаружили в его сарае. Но в краже не сознается, говорит, комбикорм купил вчера у незнакомого шофера...
— Сани и лошадь разыскали?
— Да. Стояли на молочно-товарной ферме. Лошадь тоже там. На ней и работает Песняк. По следам лошади и саней мы и пришли к его дому.
— Где Песняк?
— Ждет в коридоре.
— Давай его сюда.
Козловский вышел и через минуту пропустил в дверь кряжистого мужчину в засаленной фуфайке и старой меховой шапке. Песняк из-под насупленных бровей бросил на меня быстрый, настороженный взгляд и молча опустился на предложенный стул, сдернул с головы шапку, провел ею по широкоскулому небритому лицу и опустил голову, вздохнул.
Я пробежал глазами протокол обнаружения комбикорма в сарае Песняка, отложил его в сторону, спросил:
— Ну, что скажете, Викентий Павлович?
Песняк зыркнул на меня глазами, отвернулся, буркнул:
— А что говорить? Каюсь, бес попутал...
— Рассказывайте, как совершили кражу комбикорма.
— Я не крал. Комбикорм купил у незнакомого шофера. Он вчера подъехал к моему дому и предложил купить семь мешков по сходной цене...
— И номера машины, конечно, не запомнили, шофера тоже, — едко усмехнулся в холеные усы Козловский.
Песняк неожиданно разозлился.
— А вы не ерничайте, товарищ майор! — повысил он голос. — Я не от хорошей жизни пошел на нарушение законов. На прошлой неделе ваши работники обнаружили у меня дома десять буханок хлеба, составили протокол, и я получил штраф на сто рублей за скармливание хлеба скоту. А чем прикажете кормить кабанов? Комбикорма в продаже нет, а одной картошкой скотину не прокормишь, да и не хватает ее, картошки-то! А я каждый год по три кабана держал, одного для семьи убивал, а двоих государству сдавал. И мне было подспорье — строиться начал, а это денег требует, — и государство не в убытке, сало-то и в городе любят! Теперь я умнее стал: хлеб в магазине не покупаю. Одного кабана для себя сумею прокормить, а вот что будете делать вы, городские, не знаю. Заметили, что после выхода Указа об усилении борьбы с нетрудовыми доходами свинина исчезла с прилавков мясных магазинов? А почему? Да потому, что начали рубить сук, на котором сами сидите — только в Ятвези в этом году более тридцати хозяев оштрафовали за то же скармливание скоту хлеба, а взамен его никакого корма не даете. Вот и сократилось поголовье свиней, да и не только их... — Помолчав, Песняк уже тише добавил: — Извините, я, конечно, не против Указа, но надо же с умом подходить к его выполнению. Не от хорошей жизни в пойло хлеб примешиваем...
Песняк замолчал, отвернулся к окну, небритая щека его нервно подергивалась. Молчали и мы с Козловским. Подобные высказывания сельских жителей мне уже доводилось слышать. Действительно, население кормами для скота обеспечивается крайне плохо и основная вина тут не только торгующих организаций, но в первую очередь местных органов власти, не проявивших расторопности в увеличении производительности мельзаводов, мельниц и других предприятий...
— И все-таки, Викентий Павлович, где вы взяли семь мешков комбикорма? — нарушил я затянувшееся молчание.
— Я уже сказал...
— Послушайте, Викентий Павлович. Возле амбара на птицеферме вы немало наследили. Именно по следам саней мы и вышли на вас. Да и экспертиза без особого труда докажет, что изъятый в вашем сарае и хранящийся в совхозном амбаре комбикорм по своему составу окажется однородным. Смекаете? Скажу больше: есть основания подозревать вас в убийстве сторожа Радкевича. Не потому ли вы и боитесь признаться, что комбикорм из амбара птицефермы?
— Меня?.. В убийстве?! — отшатнулся Песняк.
— А как вы думали? — хлопнул ладонью по столу Козловский. — Ночью вы были на месте убийства, но всячески отпираетесь! Почему? Если не причастны к тяжкому преступлению, тогда почему скрываете кражу комбикорма?
Подумав, Песняк глухо сказал:
— Комбикорм я не крал, мне его Радкевич дал.
— Радкевич? — удивленно переспросил Козловский. — Ну-ну?
— Хорошо, я расскажу, как все произошло. Позавчера в магазине я встретил Радкевича. С утра он был уже под хмельком. Я купил селедку, две банки консервов, хлеб, и мы вышли с Радкевичем из магазина. Радкевич еще поддел меня, дескать, чего только две буханки хлеба купил, испугался, что опять оштрафуют? Потом он сказал, что может устроить мне пару мешков комбикорма из того, который на днях завезли на птицеферму. Мы зашли ко мне домой, обмыли эту сделку, и Радкевич сказал мне приехать к нему на ферму ночью. Часов в одиннадцать вечера я запряг лошадь и отправился на птицеферму. Радкевич встретил меня возле проходной, пропустил на территорию. Открыл навесной замок на двери амбара и дал мне семь мешков комбикорма. За это я сунул ему бутылку водки и уехал...
— За семь мешков только бутылку? — удивился я. — Чего же он так продешевил?
— Я