Книга Юла и якорь. Опыт альтеративной метафизики - Александр Куприянович Секацкий

время для нее»[73].

Как тут не вспомнить Ницше: «Мне нет дела до тех времен, у которых нет времени для Заратустры». И если твой трактат называется «Бытие и время», он должен содержать раздел «Истина и время» или «Истина как время» – возможно, это будет завершающий раздел.

* * *

Дело вовсе не в том, чтобы сказать дежурную банальность типа «У каждого времени своя истина». Вместо этого следует осмыслить такое утверждение: «Времена как эпохи, обладающие некоторым единством, обладают и различным мироизмещением, иными словами, как раз количеством и объемом тех истин, которые в них и через них явлены». Богатое, содержательное, роскошное и просторное время богато в первую очередь как раз своими истинами. Ну или теми фигурами, которыми это свято место заполнено.

Эта мысль прослежена Владимиром Мартыновым в его книге «Конец времени композиторов» и в последующих работах. Мартынов показывает, что востребованность музыки, и тем более ее так-востребованность, не может быть объяснена изнутри самой музыки, из ее, так сказать, имманентных выразительных возможностей. Звучащая музыка как соотношение тонов есть реверберация метамузыки, неких неслышимых соотношений – неслышимых, но тем не менее явленных в полноте (или скудости) их времени.

Две вещи вытекают отсюда: одна касается времени, другая истины. Время в совокупности своих потоков характеризуется мироизмещением примерно так же, как элементарная частица спином, характеризуется тем, какие соотношения с самим собой и соотношения с другим явлены в том или ином мире в качестве стабильных и доступных. Какие темпоральные фигуры проступают в сгущениях событий, будучи их собственными истинами, – это то, что в первую очередь следовало бы знать об истории.

Элементарная частица считается выявленной, зарегистрированной или открытой, если установлены такие ее параметры, как спин, масса и заряд. Физика пока мало что знает о сущностном отношении этих параметров, об их соотношениях со скоростью и взаимной локализацией – подобное соотношение даже выглядит несовместимым (корпускулярно-волновой дуализм).

Что же касается понимания времени и тем более истории, то здесь до сих пор непонятно, что можно считать базисным параметром. И вот мы можем ввести «мироизмещение» как один из таких параметров в применении к историческому единству, будь оно эпохой, микроэпохой или той или иной современностью. Говоря упрощенно, мироизмещение – это объем взаимных светимостей, истин, взошедших над горизонтом повседневности. Разумеется, критически важны при этом и другие базисные параметры вроде заряда и массы, то есть общий статус прошлого, наличие господствующей одержимости или ее отсутствие, что, в свою очередь, может как повышать мироизмещение определенного сущего, так и указывать на надвигающуюся мерзость запустения. Ну и собственно содержательные характеристики: фактичность, важнейшие сингулярности, без которых историческое в истории будет просто отсутствовать.

Но вернемся к мироизмещению, руководствуясь уже установленной топографией истины, и применим критерий мироизмещения к такой формации, как Новое время. Итак, еще раз: Новое время развоплотило истину стигматов, собственное тело было выведено из-под пресса глубокого воздействия. В новые фигуры вошли тела-заместители: расходные тела животных (вивисекция) и расходные физические тела (их «расходование» до сих пор является непременным условием физического эксперимента). При этом человеческая телесность была вовлечена в иные соотношения, которые осуществлялись гомеопатическим и симпатическим способом, посредством задействования принципа наслаждения и дистантного восприятия. Новое время допустило и включило в свои истины дальнодействующие силы человеческой экзистенции. В сетке новых соотношений человеческая телесность стала прозрачной, она была подключена к процессу познания и к массиву совокупного символического. Тем самым эпоха, а вместе с ней и мир обрел истины выборочной телесности в том смысле, что акупунктурная данность тела оказалась задействованной во всех иллюзионах истинной видимости от живописи до кино.

Если брать более узкие темпоральные окна, то сюда вошла и misica ficta, символом которой может считаться свадебный марш без свадьбы. Тем самым было достигнуто беспрецедентное мироизмещение определенной исторической эпохи. Подчеркнем еще раз: речь идет не о пополнении «архива» посредством линейного накопления и непрерывного суммирования артефактов, в этом смысле архивы продолжают пополняться, – но о роскоши вхождений, о полноформатности бытия, которую не обеспечивали ни Средние века, ни современная эпоха, в значительной мере уже утерявшая «истинную видимость» искусства, телесную акупунктуру глубокой мысли и иллюзион «интимьера».

Мироизмещение Нового времени удерживало и собственную полярность: ясная и отчетливая истина науки с одной стороны и фигуры взаимной светимости как истины бытия – с другой. Не все они идентифицированы в качестве долгосрочных ритмоводителей, если уж рассматривать работу времени в этом ключе. Во многих случаях работа времени направлена на устранение помех, прежде всего на элиминацию избыточных, паразитарных включений, так что момент принудительности играет здесь решающую роль. Именно такие страшилки, направленные на зачистку общего мироизмещения, Фуко рассматривает в качестве эпистем. Не всякая эпистема, однако, имеет статус истины.

По мере того как Новое время исчерпывало себя, мы наблюдаем – и наблюдаем до сих пор – сворачивание и распад темпоральных фигур полноты присутствия. Мироизмещение времени понизилось и продолжает понижаться – такой бесстрастный вердикт легко может быть вынесен с любой трансцендентной позицией, то есть за пределами координат добра и зла.

Утрачивает достоверность «бескорыстный разговор», в котором так легко сходились множество линий. Тут даже нет нужды вспоминать князя Мышкина, подойдут и бесчисленные разговоры в коммунальных кухнях как одно из любимых занятий советских шестидесятников. Или споры новых левых в Париже шестьдесят восьмого, по-своему столь же горячие и способные к совмещению многих линий. Все это казалось тогда чем-то естественным и само собой разумеющимся – простыми человеческими разговорами. Но выяснилось, что истина следующей, уже наступившей эпохи, как сейчас любят говорить, «этот формат не поддерживает», как и множество других иносказательных фигур истинной видимости и особой явленности сокрытого и сокровенного.

Находится ли в стадии угасания та «истинная видимость», на создание которой были направлены основные усилия новоевропейского искусства? Тут трудно ответить так, чтобы твой ответ не показался простым проявлением метафизического ворчания. Но тот факт, что современное актуальное искусство противоположно иллюзиону и высокому иллюзионизму во всех своих проявлениях, все же говорит сам за себя. Свидетельства зачарованности находятся сегодня в основном в архивах искусства хранимого, а в спектре искусства творимого они, безусловно, маргинальны. Опусы современного искусства пишутся (или создаются) прямым текстом, допустимы лишь аллегории, как раз вроде тех, которые были когда-то с презрением отвергнуты искусством истинной видимости, иносказания и полунамека. Но теперь все эти штучки больше не работают, они неуместны в таком, например, важном деле, как обличение расизма, гомофобии, архаичной бинарной идентификации, и обработке других мишеней, предоставленных актуальному искусству для бомбардировки.

Не вошла в список истин современности и многоярусная истинная видимость «интимьера» со всеми